Именно к таким женщинам он стремился до Стеллы. Предсказуемые, голодные и поверхностные. Те, кто охотится за деньгами и готовы сделать все, что угодно, лишь бы достичь желаемого. Джей не осуждал и не винил этих женщин; он ценил их и наслаждался ими. Поскольку их мотивы ясны и просты, все проходило легко. Ведь они готовы подчиниться любой его прихоти, готовы принять любую форму, которая, по их мнению, ему больше всего понравится.
— Раздевайся, — потребовал он, все еще сидя в кресле, все еще видя Стеллу, стоящую там, говорящую о своей кошке и о том, что она забывает про дни рождения людей.
Женщина не колебалась. Она улыбнулась так натренированно, что у большинства мужчин бы члены дернулись и вылезли из штанов.
Под ее платьем ничего не было.
Она не спорила. Не боролась. Никакого гнева. Никакого возмущения. Только голод. Но она хотела не его. А того, что может от него получить.
Стелла подчинилась ему, когда он произнес это слово в своем домашнем офисе. Но она делала это с яростью. Делала это, несмотря на все свои лучшие инстинкты, и она делала это, потому что у нее не было выбора. Как и он, она попалась в ловушку нитей между ними двумя
Красные нити судьбы.
«Она будет извиваться и запутываться с течением времени, жизни, обстоятельств. Но она никогда не разорвется. Красная нить всегда будет их связывать».
Воспоминание вызвало физическую боль, и Джею пришлось сжать кулаки на столе, чтобы не швырнуть стакан виски в стену только для того, чтобы посмотреть, как что-то бьется. Ломается.
Глаза Джея метнулись вверх, заметив движение. Он даже забыл, что тут стоит обнаженная женщина. Она направлялась к нему. Прогуливалась, привычно покачивая бедрами.
— Я разрешал тебе двигаться?
Она тут же остановилась, лукавая усмешка тронула уголки ее искусственно припухлых губ.
Без боязни.
Джей жаждал создать страх. Использовать эту женщину и ее тело, дабы утолить голод, который горел в нем месяцами.
Ему хотелось что-нибудь сломать.
Он хотел сломать ее.
Просто потому, что мог. Если он это сделает, пути назад уже не будет.
Пути назад к ней — не будет.
— Уходи, — выдавил Джей, едва способный пошевелить ртом.
Она моргнула, улыбка все еще застыла на ее лице. Она не пошевелилась.
Джей тоже оставался неподвижен.
— Убирайся. Сейчас же.
Она вздрогнула от его тона, и он был рад.
Он не смотрел, как она одевается, не видел, как она бросила на него последний взгляд, и не наслаждался стыдом на ее лице. Он делал вид, что работает. Притворялся, что не тоскует по тому единственному, что потерял.
