— Можно меня оставить? — спросила я.
Слова прозвучали приглушенно, как будто их произнесли через слой ваты.
Майор колебался. Неужели он должен подвергать сомнению все, что я делаю?
Я стиснула челюсть, не отрывая взгляда от Мэдисон, пока ждала, когда он уйдет. Когда он наконец ушел, я подошла к ней. Ее глаза были закрыты, словно она спала. Я всегда думала, что смерть будет уродливой, ужасной и отталкивающей. Вместо этого она маскировалась под умиротворение и тишину.
Протянув руку, кончики моих пальцев остановились в сантиметре от ее руки, затем я сократила расстояние и дотронулась ее холодной кожи. Я опустилась рядом с кроватью, прижалась лбом к прохладному одеялу рядом с ее телом. Не было ни звука.
Маленький шарик беспокойства, образованный в моем животе, когда я впервые услышала о миссии, теперь превратился в пульсирующий под кожей страх. Глядя на неподвижную Мэдисон, я была вынуждена признать правду. За мной будет охотиться убийца, тот, кто вырезает буквы «А» на коже своих жертв, как художник подписывает свои работы.
В этот момент дверь открылась без предупреждения. Я вскочила, вытирая слезы, грозившие пролиться. Я хотела наброситься на Майора за то, что он дал мне так мало времени.
Но это был не Майор.
Алек осторожно закрыл за собой дверь. Я отвернулась и села на кровать, кончики пальцев лежали на руке Мэдисон. Почему он здесь? Разве он не должен быть в отъезде, чтобы попрощаться с Кейт?
Он придвинулся ближе.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как, по-твоему, я себя чувствую?
Его глаза остановились на мне, добрые и понимающие, и мне пришлось сжать губы, сдерживая себя. Я не могла рисковать и сломаться сейчас, в его присутствии.
— Я знаю, что тебе тяжело.
Я, спотыкаясь, поднялась на ноги.
— Откуда ты знаешь? Это ты собираешься лгать семье? Улыбаться им, смеяться вместе с ними, притворяясь при этом их мертвой дочерью? Это ты должен смотреть в их лица и видеть радость от того, что их дочь вернулась, и при этом знать, что все это ложь?
Еще больше слов грозило вырваться наружу; правда о том, как мне страшно, беспокойство о том, что я совершу ошибку и окажусь мертвой. Но я проглотила их. Если бы Алек знал, как мне страшно, его раздражающая защитная реакция только усилилась бы.
Алек потянулся, заключая меня в объятия, но я прижала ладони к его груди. Мне не нужна его жалость, его утешение. Он не отпустил меня. Ощущение его рук на моих руках, теплых и успокаивающих, сломило сопротивление. Я позволила ему обнять меня, позволила его древесному запаху окутать чувства, позволила ему унять боль. Я ощутила, как мой пульс замедляется от его прикосновений, почувствовала, как мышцы расслабляются впервые за несколько дней.
