– Лоботомия, – сделав умное лицо, сказал Хэнк.
– Что? Её же запретили.
– Запретили… – Он усмехнулся. – Ага, как же. Здесь эта хрень постоянно практикуется, так же, как, например, и шоковая терапия, и…
– Наши доктора вообще ничего не боятся?
– Видимо… Однажды я слышал разговор заведующего с профессором, и там обсуждалось что-то немыслимое. Я даже слов таких не знаю…
– И всё же, о чем они разговаривали?
– Про долгосрочный наркотический сон помню точно, про какую-то кому…
– Инсулиновую?
– Да! Кажется, про неё. А откуда ты…
– Я книжки читаю, Хэнк.
– Книжки, значит. И что они тебе дали, кроме бесполезной информации?
– Ну, например, я знаю, что эти методы запрещены.
– И что ты будешь делать с этими знаниями, расскажешь полицейским? Тогда тебя уволят задним числом, а они со временем возобновят эксперименты.
– Это не эксперименты, Хэнк. Это лечение, раньше такое постоянно практиковалось.
– Походу, ты превзошел своего учителя, «сынок», но, если продолжишь умничать, я тебе задницу надеру. Лучше не беси меня, Лоренцо.
– Недалекие всегда злятся, когда не понимают значения слов.
Хэнк грозно посмотрел на меня, из-за чего пришлось кротко продолжить:
– Да всё, всё, Хэнк, успокойся, я не о тебе…
Со временем случай с побегом «каннибала» был почти забыт, и коллектив дружно выпроводил меня за пределы дежурной комнаты, отмечая день рождения одного из санитаров. По-видимому, они не планировали обход в эту смену, и меня назначили единственным, кто способен чуточку поработать в эту веселую ночь. После часа скучных хождений из-за одной двери послышался голос, называющий меня по имени:
– Лоренцо, – голос старика будто взывал: – Лоренцо, будь добр, подойди.
Я подошел к двери и, не открывая окна, строго спросил:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я часто слышу твои разговоры с Хэнком. И он постоянно обращается к тебе по имени.
– Да? А мне кажется, ты хочешь заморочить мне голову и сбежать.
– Для чего? Меня на воле никто не ждет.
– Тогда зачем вообще ты со мной заговорил?
– Линч из палаты 203 хотел передать тебе большое спасибо…
Я повернул голову на противоположную дверь с названным номером.
– Так почему он сам этого не сделал?
– Наверное, – помедлил он, – потому что у него отрезан язык.
Не сдержав любопытства, я открыл окошко и попытался рассмотреть лицо старика. Скрытая во тьме черепная коробка смотрящего прямо на меня мужчины пугала. Практически облысевший, с впалыми щеками, длинным носом и широкими глазами он смотрел на меня будто на отражение в зеркале. В этот момент наши оценивающие движения головой совпали в точности.
