Я не был мачо, в игре мускулатурой доказывающим свой мачизм, и не мог бы слепо кидаться на амбразуру, как патриотическая десантура в синем берете набекрень. Хотя мог целиком влиться в энергию футбольной битвы, аж заходило сердце. Не любил мачизм, даже в суровом герое войны с пустой глазницей художника Гелия Коржева, несгибаемого в смерти, потому что я не допускал, чтобы людей доводили до такой степени стойкости.
Всегда хотел уползти в раковину своей внутренней жизни, словно в чем-то был виноват, и поэтому боялся и не хотел груза ответственности за людей. И весь был в сомнениях, куда идти, не имел четкой программы, кроме разве ощущения смысла пути новой истории в первозданной заре.
Может быть, инстинктом чувствовал, что не смогу быть диктатором, даже авторитарным.
Что я знал? Не больше, чем другие. Меня, до обрушения всего, бросало в разные ситуации, руководил большой организацией, то есть ругался с подчиненными, пытаясь добиться результата, что несовместимо с теплотой и эмпатией, но ни разу не чувствовал себя мачо.
Мне не нравилось преодоление препятствий сообща, а не каждым в отдельности. На самом деле выходило так, что кому-то одному надо было брать на свои плечи всю ответственность за работу, и тащить на себе толпу. Сотрудники оборачивались только одной стороной – неучами, не отвечающими ни за что.
Я надрывался, чтобы организация выживала, ибо экология в крутой динамике экономики была на обочине. Бог знает, сколько усилий и напряжения перенес! Так напрягаться можно только в молодости, полной сил и энергии! Я был не человеком, а заводом по производству чего-то неопределенного.
Так я испортил свой характер, став неприятным аскетом. Осталась только горечь от бесплодных усилий сберечь выживающую организацию. Наверно, есть другие руководители, испытывающие удовольствие от общения с сотрудниками, эксплуатируя их, не знаю. В моем случае эксплуатировали меня.
Бухгалтер Михеев сразу отгородил меня от финансовых дел.
– Вы не волнуйтесь, – ласково успокаивал он. – Делайте свои великие дела, не нам чета. Не отвлекайтесь, я сам.
Так я потерял контроль над финансами. Перестал понимать, что происходит. Что это, желание облегчить мне работу? Или крючок, за который он меня держит? Во мне шевельнулась неприязнь.
– Вы что-то прячете?
Я боялся одного: могу возненавидеть людей. Когда берешь на себя ответственность за результат, то на пути обнажается каждый человек, и, как правило, остается мало таких же невольно самоотверженных, а остальное большинство неучи или лентяи, и этот груз надо тянуть, не дополнительно, а как основной груз. Это из моего горького опыта руководства организацией.
