Во мне же застряла одна и та же мысль:
– Что такое была пропавшая цивилизация, гены которой сохранились у нас, спасшихся? Ее культура, наука, литература и искусство? Почему они не спасли человечество?
– Какая культура? – сел на ложе Михеев, отбросив за тонкую шею конец одеяла, как древний римлянин. – Я ее толком не знаю.
Почему так случилось? – думал я. – И повторится ли вновь, пока не исчезнут остатки человеческого рода, и миром окончательно овладеет неведомый вирус?
Уход из прежней искусственной и порочной жизни Льва Толстого, его персонажей Отца Сергия или Федора Кузьмича бледнеет перед нашим расставанием с прежней цивилизацией. Воспоминание о пропавших родных превращалось в светлый полет памяти. Действительно, они превратились в белых журавлей.
И мы сами словно пережили смерть. И, может быть, сами превратились в белых журавлей, ищущих пропавшую родину?
Боль от исчезновения родных и близких тяжело выходила из нас. Я проснулся, и вспоминал мою жену и нашего ребенка. Отмучились, – радуясь за них, думал я.
Вспомнил последнее лето на даче. Сидел в шортах на крыльце, жена прибежала радостно из сада.
– Говорила с соседом: ему нужны дрова на зиму. Я сказала: да, пожалуйста, берите у нас! Сухие деревья можете вырубить. Он забрал кучу досок, которые ты укрыл шифером. Его дети уж порезвились на нашем участке!
Со мной что-то случилось. Жена весело предложила вырубить сухостой, и отдала доски. Эти доски я тщательно берег, ежегодно укрывал от дождя, выкашивал вокруг траву. Так и не использовал. Разграбили. Уже не смогу поддерживать дачу. Кончается жизнь.
– Что с тобой?
Увидел ее глаза на постаревшем лице, они были испуганы.
– Ничего, – ответил я ровным голосом.
– Меня не обманешь. Опять депрессия?
– Нет. Что-то нет настроения.
Вот тот мир, где жили мы с тобою.
Ангел мой, ты видишь ли меня?
____
Человек – существо многослойное, привязан к жизни многими базовыми корнями, которые обрываются постепенно. Во мне оторвалось навсегда многое, без чего не мог жить, – сначала дочь и жена, потом само человечество. Это конец. На душе была печаль, как при словах жены во время ее болезни: живи, найди себе женщину…
Но еще что-то осталось: вот эта первозданная утренняя заря, златокудрая Эос, в глубине которой есть иные миры надежды. Мы долго жили, постоянно прощаясь, и желание дорожить каждым мгновением чуда жизни не уменьшалось.
Когда умирают в одиночку – что может быть страшнее? Но смерть человечества, наверно, легче переносить вместе, коллективно.
