Позади Альберта послышалось тихое шипение закрывающегося входного люка, но он даже не потрудился обернуться и спокойно зашёл в кабину НЛО. Однако, прежде, чем он успел приблизиться к одному из кресел, неизвестно откуда донёсся неприятный дребезжащий звон. Пол начал уходить из-под ног, и Горский внезапно понял, что погружается в ватную темноту…
Несмотря на то, что Альберт Горский уже потерял ощущение реальности, в наступившей темноте назойливый звук лишь усиливался и нарастал, становясь всё громче и громче. А когда тот превратился в настойчивый сигнал будильника, Альберт широко раскрыл глаза и рывком вскочил с койки.
В результате этого неосторожного действия из-за слабого притяжения внутренней гравитации он чуть не врезался головой в противоположную стену помещения, но вовремя успел выставить руки и смягчить удар. Горский явно ещё не проснулся, мысли шевелились очень лениво, поэтому своё состояние и местоположение он определял мучительно долго.
Вокруг него в небольшой квадратной комнате, тускло освещённой ночником, были расположены два кресла, встроенные в стену шкаф и умывальник, а также откидная койка и столик из металлопластика, который обычно закрывал круглый иллюминатор корабля. За ним виднелась чернота космоса с россыпью белых звёзд.
Теперь всё встало на свои места.
Альберт находился в собственной каюте на грузовом корабле «Атлант» — звездолёте типа FS-187-J, который летел к планете Экрипс, расположенной в звёздной системе Проксимы Центавра. Именно эта планета более шестидесяти лет назад стала первой колонией землян за пределами солнечной системы.
Тут же вспомнив о ночных снах, которые так невероятно реалистично переходили один в другой, Альберт недовольно выругался про себя, а вслух тихо добавил:
— И приснится же такое… Прямо путешествие во времени или что-то в этом роде.
Голосовой командой он включил верхний свет и стал одеваться в тёмно-синий комбинезон с нашивками бортинженера и трёхцветной треугольной эмблемой грузового класса.
Умывшись под сильным напором водяных струй, он быстро причесался и вышел в коридор жилого отсека, где сразу же встретил своего лучшего друга, которого все называли «мексиканцем».
В данном случае коллеги особого остроумия не продемонстрировали, поскольку прозвище было, скорее, констатацией факта. Как ещё называть типичного латиноамериканца с красивыми карими глазами и жизнерадостной белозубой улыбкой на смуглом лице? Для полноты картины здесь ему не хватало лишь сомбреро и обычной гавайской гитары. Он был отличным бортинженером и всеобщим любимцем в кают-компании звездолёта.
