Морлоки и элои
Действие утопий «Мы» Евгения Замятина и Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» разворачиваются в непроницаемой жесткой классовой системе, атмосфера книг схожа, «и изображается, грубо говоря, один и тот же тип общества» (Рецензия Д. Оруэлла.). Олдос Хаксли, в своем «Мировом Государстве», не может представить общества без привычного иерархического курятника. Возьмем роман Герберта Уэллса «Машина времени», где мир построен на традиционной сословно-классовой структуре известной читателю. Знать делится на два класса – потомственную и менее привилегированную личную. Особым сословием является духовенство. Сословно-классовая структура, традиционализм, отражает характер и уровень экономического развития тогдашнего общества. «Во главе Единого Государства стоит некто, именуемый Благодетелем, которого ежегодно переизбирают всем населением, как правило, единогласно.» Это классовая система XVIII-XIX-XX века в которую перенесены новые изобретения и креативные ученые.
«Бедняки из Бетнал-Грин, – это раса, о которой мы ничего не знаем, и которая живет иначе, чем мы, это люди, с которыми у нас нет точек соприкосновения.» (Газета «The Saturday Review».)
В книге описаны два вида существ, в которые превратился человеческий вид – морлоки и элои. Современники Герберта Уэллса тоже сочиняли труды где люди делились на виды; сельский и городской работник принадлежал к одному виду, а правящий класс к другому. В качестве доказательств теории рисовали отличия в лицах и повадках, цитировали Библию, спекулировали Дарвином. Исходя из неравенства биологических типов оправдывали традиционные и органические ценности, детский труд в шахтах, рабство. Вплоть до института брака (см. Анну Каренину или Бовари.), идеже матримониальная жизнь регламентирована традициями, но все радости доступны для привилегированного класса. Женские персонажи превращаются в рожающих и кормящих самок, полностью зависимых от главы семьи и утративших всякие социальные амбиции и интересы. Долли в «Анне Карениной», Наташа Ростова в «Войне и мире». Долли просто в ужасе от постоянных измен супруга Стива Облонского, не может простить своего «милого», но смиряется: «У меня моя молодость, красота взяты кем? Им и его детьми. Я отслужила ему…».
Можно не соглашаться с Толстым, отвергать Энгельса, спорить с выводами и поисками причин у Флобера, но не с бытописанием, отношениями, пейзажем тогдашней жизни.
«Теперь, – пишет Энгельс, – то, что со стороны женщины считается преступлением и влечет за собой тяжелые последствия, для мужчины считается чем-то почетным или, в худшем случае, незначительным моральным пятном, которое носят с удовольствием».
