Шум, гул, скрежет, вибрации и хлопки усиливались, но ничто пока не могло отвлечь главного руководителя эксперимента. Он внимательно смотрел на специальный прибор, который улавливал рассинхронизацию времени внутри и снаружи установки. Для простоты восприятия шкала прибора не была перегружена информацией. То есть прибор был устроен очень просто. Стрелка его в нормальном положении стояла посередине панели на цифре «ноль», что означало отсутствие рассинхронизации временных потоков. Отклонения вправо или влево говорили об ускорении или замедлении взаимодействий относительно времени. Более точную информацию можно было прочитать на осциллографах, которые находились на пультах у лаборантов, но сейчас точных значений не требовалось. Александр ждал, когда стрелка отклонится до красной зоны. И как только это произошло, ударил по кнопке сброса мощности. Откуда-то извне раздался хлопок, на мгновение у всех даже заложило уши. Завыла и тут же отключилась сирена. Свет частично погас. Зажглись красные лампы, сигнализирующие о включении аварийного режима.
– Александр Игоревич, вам нужно это видеть! – раздался голос Иннокентия Семеновича.
– Что видеть? Включен аварийный режим. Сейчас все придет в норму! – уверенным тоном произнес Александр в ответ и посмотрел на индикатор рассинхронизации времени. Стрелка все еще пребывала в красной области циферблата.
«Странно, уже пора возвращаться на ноль. Установка сама гасит отклонение при сбросе мощности», – подумал он про себя.
– Александр Игоревич, вам нужно это видеть! – снова пробился сквозь помехи в наушниках голос доктора наук, повторив фразу, сказанную пару секунд назад. Интонация, тембр и паузы между словами – все было аналогично предыдущему его обращению. Александр снова попытался отстегнуть удерживающий ремень. Безрезультатно. Кресло крепко удерживало его.
– Александр… ревич…ужно… деть, – снова и снова сквозь шум неслось из наушников.
Александр повернулся и посмотрел на Иннокентия, который сидел в пяти метрах от него, повернувшись в пол-оборота в сторону Александра. Лицо друга было неподвижным, но в наушниках по-прежнему отчетливо раздавался его голос. Сквозь помехи и шум он уже с трудом мог разобрать слова, но то, что голос принадлежал Иннокентию, ни на секунду не сомневался. И в то же время отлично видел, что в этот момент его напарник не произносит ни слова. Обведя взглядом зал испытаний и пристально вглядываясь в каждого, он с ужасом обнаружил, что все присутствующие: и лаборанты, и техники, и прочие – застыли на своих местах словно восковые фигуры. И не только они. Все, что до этого мигало, крутилось или как-то перемещалось, вдруг в одно мгновение утратило свои функции. Все замерло. Теперь он вправе был утверждать: «Пространство и время остановились», тем более что мозг как раз именно этой фразой сформулировал мысль о произошедшем. Но не успел он додумать вывод, как тут же погас свет. Вокруг наступила кромешная тьма. Это стало последним аккордом «коллективного конца света».
