— Кажется, мне действительно нужна твоя пом.. - дикий закатывает глаза и стекает мне под ноги.
— Мамочки! Варя? Приди в себя. Что нам делать? - сразу заверещала шёпотом Алёна.
Но я её игнорирую, впала в странное состояние. Еле держусь, чтобы не грохнуться рядом.
Не много ли обмороков у дикого для одного дня?
Падучей болезнью страдает?
— Ва-ря! - опять трясёт меня Алёна.
— Что ты от хочешь? Его проблемы, - откидываю волосы назад.
— Не надо было ввязывать в неприятности. Предлагаешь его на плечо взвалить и потащить в больницу? За какие заслуги перед отечеством?!
Алёна открывает рот, но я не закончила исповедаться, поэтому не даю ей вставить слово.
— Опустим отечество. У него вообще есть заслуги? Он за всю жизнь не положил в «коробочку» и немного добрых дел. Ему даже одноколесную тележку не дадут, чтобы в рай въехать, - распаляюсь пуще прежнего.
— Не волнуйся, - хлопаю Алёну по плечу.
— Он вернётся домой. В пекле его давно заждались. Пусть зажарится до хрустящей корочки.
У Колесниковой от моей агрессии глаза норовят вот, вот на паркет выпасть.
Поражаются вместе с хозяйкой, что за муха меня укусила. Не знаю. Цокотуха, возможно.
Но заткнуться не могу.
Вернее, могу. Не хочу.
Да.
Наиточнейшее определение подобрала. Не хочу.
— Что ты смотришь на меня, как на самого худшего человека в мире?
— Я? Помилуй тебя Иисус Христос. Ни в коем случае тебя не осуждаю. А то, что ты видешь в моих глазах - беспокойство.
— Беспокойство? О нём?
Алёна отводит глаза, молча подтверждая.
— Он с первой секунды портит мою жизнь, - пытаюсь что-то кому-то доказать. — Я дуреха, но не настолько, чтобы помогать своей вражине, номер один.
— Варь, ты же не злая. Притворяешься? - Алёна озадаченно переступает в своих балетках.
— Что на тебя нашло? Бросишь его умирать? - шокировано вытаращивается «Мать Тереза».
Не пережив осуждения и «поверженного» дикого, прикрываю глаза ладонью.
Что бы я не говорила и как бы себя не вела, всё равно он действует на меня… В общем, как-то действует.
Не разобралась до конца.
Как тут разберёшься, когда времени и на сон не дают?
Ёбэнэ.
Ну, за что мне это?
Я в предыдущей жизни Гитлером была?
С чистой совестью, позволяю себе раздувать пожар истерии. Топаю ногами, кричу, ору, но это в душе. В реале же изображаю монумент.
— Варь… - осторожничает Алёна.
Намекает, что бешеная собака может и загнуться, не дождавшись конца «медитации».
— Ладно. Ладно, - ворчу. — Я помогу ему. Помогу. Хватит давить.
— Потащим его в комнату? - неуверенно предлагает Колесникова.
