– Эй, как тебя зовут? – спросил я, но кошка вдруг поднялась и побежала в сторону высокой плачущей ивы. Затем остановилась и оглянулась. Будто знала, я пойду за ней.
– Ты что, из меня веревки вьешь? – усмехнулся. Потом подумал, что, вероятно, выгляжу глупо. Разговариваю с животным. И кто из нас двоих дурак? Однако живность не уходила. Ждала. Зачем-то ждала.
– Неужели опять из меня героя хочешь сделать? – спросил я и все же поплелся за кошкой. Заприметив, что за ней идут, она поднялась на лапки. Мы шли на небольшом расстоянии. Я и котейка. Иногда живность оглядывалась, но когда понимала, что человек позади, вновь принималась ускоряться.
Так мы спустились во двор, свернули и дошли до высоких кустов. Во дворе на детской площадке катались дети на качелях, а в другой части на лавках сидели две бабули. Кошка вдруг остановилась. Остановился и я. Неожиданно раздался знакомый голос.
Дежавю, что ли? И чья, в конце концов, это пушистая подруга? Я сделал пару шагов в сторону, откуда доносился голос. Чуть наклонил голову, выглядывая из-за кустов.
– Ты мне не веришь, – всхлипывает девушка. – А я ведь ничего не делала. Пап, почему ты не спросил у меня? Почему не спросил, из-за чего я отказалась работать в группе? Тебя что волнует: мои оценки или мое состояние?
Я на секунду замер. Потому что Маша плакала, потому что ругалась с отцом. Потом в голову стукнула мысль, зачем вообще пришел сюда. Но кошка, сидящая рядом, тоже смотрела в сторону Уваровой. Она виляла хвостиком, будто переживала, что некому заступиться за эту ненормальную девчонку.
– Почему? – сорвалась на крик Маша. Я развернулся. Нечего мне здесь делать. Однако и шага сделать не успел. В голове внезапно мелькнуло, что Гева не послушал меня. Может, они ссорятся из-за очередного «моего плана».
– Мария, – почти шепотом позвал ее отец. Это звучало так же мерзко, как и голос моей матери сегодня.
– Почему ты не спросил?
Маша плакала. Я слышал ее слезы. В груди все сжалось, будто обволокло колючей проволокой. Ненавижу женские слезы. Просто ненавижу. Противный червяк вылез и шептал едким голосом: это из-за тебя. Никто в итоге не пострадал, кроме этой девчонки.
Я стиснул челюсть. Нужно уйти. Просто уйти. Мне нечего здесь делать. Однако совесть, которая давно была погребена заживо, почему-то оживала волшебным образом благодаря Уваровой.
Пришлось развернуться. К черту. В тот секундный порыв я не подумал о последствиях своего решения. Я не думал, что между мной и ее отцом возникнет еще большая пропасть. Не думал, что это был самый сильный рычаг воздействия. Мне просто хотелось, чтобы Маша перестала плакать.
