– Ну… скажем так, не увидел особого результата.
– А что ты ожидал? Скажи спасибо, что на вас заяву не накатали.
– Да ладно, – отмахнулся я, проводя руками по мокрым от пота волосам.
– Мне жаль ее, да и стыдно перед ней. За тебя и остальных, – вздыхал Арсений.
– Нимба над башкой у тебя не хватает.
Ну а после зала меня ожидал тот еще трындец. Домой я вернулся ближе к восьми. Сначала переоделся, а потом спустился на кухню. Хотел поздороваться с мамой, да и просто поболтать с ней. В последние месяцы она все больше походила на засохший цветок. Будто и не жила. Так… Существовала.
Однако мать встретила меня недобрым взглядом. Никогда она на меня так не смотрела, будто я кусок мусора. Грязь под ее ногами.
– Привет, мам, – сглотнул и поздоровался с ней. В большой и светлой кухне, где каждый стакан переливался от чистоты, пахло одиночеством. Черт, наш дом просто пропитан этим проклятым ощущением.
– Здравствуй, Тимур, – произнесла холодно она. Лицо бледное, без макияжа, будто мать больна чем-то и уже очень давно. Ее худые пальцы сжимали ножку винного бокала. В белом халате и пушистых тапочках, с идеальной осанкой – даже сейчас ей хватало выдержки. Истинная светская львица.
– Опять пьешь? – мягко спросил я, усаживаясь на барный стул. На стойке не было еды, даже фруктов. Зато стояли две бутылки из старых запасов.
– Вино помогает не думать о том, во что превратилась моя жизнь, – как-то обреченно протянула мама. Я осторожно накрыл свой ладонью ее ладонь. Мне хотелось поддержать мать, просто дать понять, что рядом есть близкий человек. Но она посмотрела на меня все тем же взглядом, хмыкнула и выдернула руку. Будто бы я был ей противен.
– Прекращай пить. Ты ведь можешь достичь чего угодно, мам. Главное – найти цель. А еще у тебя есть я.
– Иногда я думаю, что было бы, если бы у меня не было тебя, сынок, – произнесла грустно мать. Сперва мне показалось, она говорит это в положительном смысле. Но когда я наклонился, чтобы разглядеть ее глаза, понял обратное.
– Ты… жалеешь? – эти два слова дались мне безумно тяжело. Мать отвела взгляд. И я подумал, может быть, для нее ребенок в самом деле был ошибкой. Сколько дней за восемнадцать лет мы были счастливы? У нас вообще была семья? Если честно, сложно вспомнить хоть один радостный вечер, где каждый из нас от всего сердца смеется или улыбается.
Я сглотнул. Печаль накрыла своей вуалью.
– Отец стал реже бывать дома, – хрипло отозвалась мама.
– Ага, – кивнул в ответ ей. Стены вдруг начали давить, воздух пропал, а в горле возникли шипы. Будто бы это вовсе не мой дом, не мои родители, и все здесь чужое.
