Лед в твоем сердце | страница 27



– Ладно, – соглашаюсь вслух, но не сердцем. Чтобы я перед кем-то голову склонил, не бывать этому. – Будет вам счастье в виде двух месяцев Рая. Все? Могу идти?

– Можете идти, Авдеев. Надеюсь, слово вы держать умеете.

– И вы тоже не забудьте сдержать.

Этот разговор меня задел. Вообще, надо что-то делать со своим буйным характером, потому что каждый раз, когда кто-то пытается припугнуть, включается ответная реакция. Рудковскому я отомстил в тот же вечер. Поймал его и объяснил, с кем можно вести задушевные беседы, а с кем – нет. Однако видео уже было у дирека, и вернуть его никак не получится. Тут и дурак поймет. Выход оставался один – нагнуть мужика.

Помощь пришла откуда не ждали. Учителя в столовке обсуждали Анатольевича, ну и проболтались про его дочку. Оставалось дело за малым: выяснить, как зовут, где учится, сколько лет. Все это было несложно, по крайней мере, когда у тебя есть деньги. А у меня они были. Вернее, они были у отца.

Мне хотелось принести директору видео с его дочкой и усмехнуться в лицо. Посмотреть, как он будет умолять остановиться. Но в итоге все пошло не так.

Когда придурок Гева мне прислал первый отчет, я просмотрел файл раза четыре. Взгляд Маши Уваровой застыл где-то на затворках моего разума. Он так и кричал: «Мне страшно, но вы меня не сломаете». Девчонка безумно напоминала своего папика, такая же уверенная и глупая.

Меня распирало увидеть ее слезы. Пусть просит пощады, пусть дирек узрит, с кем не стоит связываться. Однако Уварова не плакала. И это цепляло еще больше. Сперва даже злило.

В день, когда мне пришло второе видео, я поругался с отцом. Мы часто ругаемся, нам как-то сложно существовать на одной территории. Но в то утро меня накрыло. Мать пила на кухне коньяк, лепетала какие-то нелепые вещи себе под нос. Мне стало ее жаль. Я всегда жалел маму. Она же женщина: хрупкая, ранимая, слабая. А старик, кажется, иногда забывает об этом.

Помню, влетел в их спальню, начал кидаться острыми словами в его адрес. А он развернулся и замахнулся на меня. Впервые я попятился. Нет, обычно я стойко принимаю все его загоны, но тут… Не ожидал, что ли. Однако быстро взял себя в руки, сделал морду кирпичом, даже стойку принял. Дать в ответ не могу. Воспитание, твою мать, не позволяет.

– Как ты меня достал, придурок малолетний, – выругался старик. В последнее время он и имени моего не называл. Видимо, брезговал.

Ну и по традиции в комнату влетела мама. Схватила меня, начала умолять успокоиться. Говорить, чтобы я не лез, куда не просят. Пришлось молча ретироваться.