Я замолкаю, не договорив. При упоминании Снежи лицо Вита становится непроницаемым, а челюсть напрягается. Видимо, она – это та черта, которую не стоит переступать.
– Ты слишком много болтаешь, – раздражённо бросает Вит. – Уже успел пожалеть, что спросил тебя.
Казалось бы, у меня уже должен был выработаться иммунитет на его грубость, но я каждый раз теряюсь. Вот и сейчас в горле оседает комок, а глаза предательски задёргались. Опускаю голову, делаю аккуратные глотки воздуха, собираясь с силами.
– А я жалею, что ответила тебе, – почти рычу сквозь стиснутые зубы.
Телефон, оставшийся на моём сиденье, завибрировал на мягкой коже. Мёртвой хваткой стискиваю ручки сумки, рывком пересаживаюсь обратно, подхватываюсь телефон, чтобы сердито уставиться в дисплей.
Мама как всегда вовремя.
– Опять поставила будильник, чтобы поесть? – Сарказм – его второе имя, да?
Клацаю зубами, сбрасываю вызов: перезвоню, когда останусь в одиночестве, чтобы вдоволь насладиться нотациями, нескончаемыми упрёками и нравоучениями. Разговор с моей матерью смело можно приравнять к пыткам инквизиции.
Бросаю телефон в сумку, вытягиваю спину, расправляю плечи и упрямо смотрю вбок, ведь дверь минивэна гораздо интереснее, чем хамоватый парень прямо передо мной. Который, кстати, сканирует меня своими синющими глазищами. Фыркаю про себя: пусть хоть все глаза протрёт.
Я так увлеклась игнорированием, что даже не заметила, как машина плавно остановилась. Вит не замедлил с напоминанием:
– Разве это не твоя остановка?
Быстро вскакиваю, и как назло именно в этот момент водитель решает подвинуться вперёд, а мои туфли лодочки на шпильке не самая устойчивая обувь.
Я полетела вперёд, вытягивая руки и молясь, чтобы успеть ухватиться хоть за что-нибудь, ужасаясь тому, где я окажусь, если не получится.
И у меня не получилось. Минивэн не оборудован поручнями. Закрываю глаза, почувствовав жёсткую посадку: оказываюсь боком на коленях Вита. Хочется застонать во весь голос, но вместо этого я поджимаю губы, боясь шелохнуться.
Медленно открываю сперва один глаз, затем второй, и сразу натыкаюсь на два темных блестящих сапфира. Мои пальцы вцепились в его кожаную крутку на груди. Чтобы разжать их, приходится приложить гораздо больше усилий. Сердце не просто ускоряется, но словно участвует в марафоне.
Вит не шевелится, казалось, даже не дышит. В отличие от меня. Я же дышу, словно ёжик с астмой, не замечая длинную прядь волос, выбившуюся из причёски и защекотавшую щёку. Вит поднимает руку, чтобы, едва касаясь кожи, смахнуть прядь. Я вздрогнула, а по коже хлынули мурашки.
