— Кстати, да, — спохватился я. — Наверное, надо было начинать с малого…
— Угу, — согласился Сайко. — И нагрузки тоже подключать потихоньку, по всем правилам реабилитации. Сначала — ходьба мелкими шажками с поддержкой санитаров. Мышцы же атрофированы.
Райми фыркнула так, что во все стороны полетели крошки от ватрушки.
— Эй! — возмутился Сайко. — Леди так себя не ведут.
— Откуда ты знаешь, как себя ведут леди? — невнятно пробормотала Райми.
— Видел в кино. Я смотрел очень много добротного старого кино. Чёрно-белого.
— «Касабланка»? — спросила Райми.
— Четыре раза.
— О… — Райми смерила его уважительным взглядом. — Я думаю, это начало прекрасной дружбы.
Мы сидели на полу, кружком, как дети, играющие в индейцев. Справа от меня сидела Алеф, слева — Илайя. Илайя почти не ела. Она только робко взяла со стола батончик и за всё время пиршества едва его надкусила. Мы же отдали должное старым добрым знакомым — лепёшкам с фаршем и бутербродам. Кроме того, какой-то оригинал на десятом уровне выпекал ватрушки.
— Как там, наверху? — спросил Гайто, глядя на Лин.
Та дёрнула плечом и заговорила, глядя на меня:
— Среднедерьмово. Но до мордобоя не дошло, Ликрам справляется. Он ублюдок, но опытный.
— Ублюдок, — повторила Илайя.
— О, второе слово! — обрадовался Сайко. — Сначала «Крейз», потом — «ублюдок». Мне нравится ход ваших мыслей, леди.
Илайя смутилась, и я мысленно выдал Сайко щелбана. Вот «закроется» опять — и самый простой разговор у нас растянется на сто лет.
Неожиданно Сайко схватился за лоб рукой, сказав «ай», а Райми чуть не упала от смеха.
Так… Ну ладно, насчёт этих двух всё понятно. Но вот что за новости с ментальным щелбаном?
— Нет, Илайя, — сказала Алеф, чуть наклонившись вперёд, чтобы видеть собеседницу, — Ликрам — не из нас. Мы называем себя «Бесславные ублюдки», а Ликрам — просто ублюдок. Не имеющий к нам никакого отношения.
— Ты как вообще догадалась, что она имеет в виду?! — изумился Сайко.
— А что в этом сложного? — посмотрела на него Алеф. — Это ведь очевидно…
Мне тоже было очевидно. Остальные, похоже, пригрузились.
— Сейчас ночь? — спросил я.
— Вечер, — откликнулась Лин. — Десять двадцать две, если точно. Вы думаете тут заночевать, или поднимемся наверх?
Я проанализировал своё состояние и нашёл его удовлетворительным. Для человека, которого переехал асфальтоукладывающий каток. Мышцы — по-прежнему как кисель, но ломать и трясти перестало.
Представил себе путь к лифту. Длительный подъём. Потом — тащиться к своей палате…
