Это от жажды своих увидеть.
Валентина Андреевна помолчала, вздохнула:
— А этой женщине, ленинградке, вы знаете, я все-таки нашла сына. Она так маялась. Я долго искала. Напала на след. Все вроде совпадает, а я парня переспрашиваю: воспоминания? «Помню,— говорит,— у мамы была зеленая юбка и на углу дома в одном и том же месте я спотыкался, меня мама за руку удерживала». Я у этой женщины потом спрашиваю: «У вас юбка зеленая до войны была?» «Была… А что?» — смотрит удивленно. «А сын на одном и том же углу спотыкался?»… Знаете, с ней плохо стало…
* * *
Кто кого чаще ищет? Родители — детей. Хотя старшие смотрят на жизнь трезвее, они больше видели, больше знают и меньше верят в чудеса. Впрочем, дети тоже нередко ищут, особенно беспокойно начинают искать, когда сами обзаводятся семьями, детьми: у них открываются и обнажаются тогда малознакомые прежде материнские и отцовские чувства.
— Знаете,— говорила Мелехина,— трудность наша в чем: у блокадных детей ведь очень плохая память, особенно зрительная, у эвакуированных лучше. Пишут: «Я помню наш дом, возле него были львы…». А в Ленинграде — львов… Фантазия у военных детей знаете какая: у всех папы — непременно фронтовики и непременно офицеры, а мамы — врачи или медсестры. Вот так же многие эвакуированные, в тылу, дети видели себя обязательно ленинградцами. Одна мне пишет: «Ленинградка». Помнит только, как ее эшелон в Адыгее расстреливали фашисты, даже двери теплушек не открывали, думали сначала — взрослых привезли, а потом дверь распахнули — дети, но все равно добивали их. И вот она, представьте, уцелела. Я уже трижды печатала ее объявление и фотографию в газете, все проверила — нет ее нигде, ни в каких справках, а она настаивает: «Я — ленинградка»…
Вера Алексеевна задумывается: «Часто начинают поиски с большим запозданием, это затрудняет работу. Другая трудность — родители боятся к старости потерять приемных детей и скрывают правду».
Нина Петровна Барабанова из Кировской области прожила с Надей душа в душу. Однажды после инфаркта она сказала ей: «Ты не Барабанова… Ты — Лебедева, детдомовская. В Ленинграде у тебя должны быть родственники».
Понять женщину нетрудно: вырастила, выходила, по сути — мать. Вот послушайте рассказ ее.
«Я очень хотела в войну взять ребенка. Пришла в детдом, там все дети из Ленинграда. Воспитательница говорит: «Выбирайте». Я смотрю — и беленькие, и черненькие, и помладше, и постарше… Никто не приглянулся. «Больше,
