И вот, уже став стариками, они в последний раз решили съездить на Черниговщину, обойти пешком все села. Ходили из дома в дом, из хутора в хутор. Спрашивали, не помнит ли кто во время войны потерявшуюся девочку, на правой лопатке две родинки — одна повыше и побольше, а другая как просяное зернышко. В одном селе старая фельдшерка вспомнила… Вспомнила и беженку и указала хутор. Беженка узнала и бабушку, признала в ней ту самую «убитую» во время бомбежки.
Какая была встреча! Я видела, как плакал мой дедушка, подполковник.
Фамилии не называю, не хочу снова бередить душу своим старикам.
Я хочу сказать всем, кто еще ждет и ищет: не теряйте надежды!»
Елена Молчанова, г. Муром: «Дорогая Феоктиста Николаевна! Живите долго! Можно, я поцелую Ваши руки?»
К. Жогова, г. Ростов-на-Дону: «В то время я жила в Перми и работала учителем. В январе 1942 года несколько учителей перевели из школ на работу в ФЗО воспитателями. ФЗО было при заводе № 260, эвакуированном из Ленинграда. Я хорошо помню, что в моей группе был Кульнев, но его звали Толик. Может быть, я неправильно его называла, а он — Томас? Я сама запрошу, так как переписываюсь с некоторыми бывшими учениками ФЗО, но и вас прошу — запросите…»
Н. Писаренко, Днепропетровская область, г. Павлоград: «Я тогда жила в г. Шемаха Азербайджанской ССР, работала в Госбанке. Фамилия: Оганова Нина Татевосовна (по мужу Писаренко). В 1942 году 22 февраля посетила Шемахинский санаторий, в котором во время войны открыли дом для инвалидов Великой Отечественной войны. Мы, работники Госбанка, сберкасс и финотдела, пришли поздравить с праздником всех воинов, находящихся в этом доме. Мы зашли в палату, в которой находилось человек 6—8. Там сидел парень — очень молодой, он называл себя Николаем. Был он очень худенький и красивый, глаза голубые или же зеленые и каштановые волосы. Рядом сидела женщина, которая в то время работала бухгалтером финотдела, звали ее Мария Дорофеевна, по национальности русская, а муж ее, армянин, находился на фронте (она осталась с двумя сыновьями, фамилию ее не помню). Она ходила туда очень часто и успокаивала этого молодого парня, потому что он не ел, не пил по нескольку дней и просил не сообщать его матери о том, что он жив, так как он потерял зрение, хотя глаза у него были целые. Его упрашивали, чтобы он сказал, где его родители, но он не соглашался и говорил, что его мама не выдержит такого горя.
Когда я зашла в палату, эта женщина
