* * *
Заместитель главврача санатория — начмед был краток и сух.
— Нет, он не утонул. Это смерть на воде, в просторечии называется иногда «охотничья смерть». Охотник бросается за подбитой уткой в холодное озеро, смерть наступает мгновенно.
Невысокий, седой, в очках, начмед смотрит на часы и решительно обрывает разговор:
— Все. До завтра. Вы заняли у меня лишнюю минуту. Теперь я вынужден извиняться перед больными, они, вероятно, ждут приема.
Педант.
Судмедэксперты подтвердили: смерть на воде, поэтому тело не погрузилось. Спазм коронарных сосудов. Вода была в то утро холодной: 16°... Высчитали — смерть произошла почти за час до того, как тело обнаружили солдаты, пришедшие на работу.
Я разыскал солдат.
— Нас было на берегу тридцать пять, трое плавают плохо. Но если бы хоть какие-то признаки жизни были, все бы кинулись спасать, даже эти трое. От волнореза до трупа было метров пять, все ведь видно. Тут же позвонили в милицию.
Прораб добавил:
— Мы на море живем, что к чему знаем. ЧП здесь бывают, но чтобы кого-то не спасали — не помним.
Какая же правда осталась в письме в редакцию? Никакой. Не подтвердилось ни одно из обвинений.
Да, смерть всегда преждевременна, но всегда ли надо искать виновных? Оставалось объясниться с Верой Ивановной и уехать.
Но, вероятно, не бывает совсем пустых жалоб, если ничто не подтвердилось, значит, были тому причины.
Зачем-то — еще не зная зачем? — я бродил по поселку, по санаторию, разговаривал с людьми. А вот, наверное, зачем: меня насторожило одно слово, которое Вера Ивановна добавляла, говоря о ком бы то ни было, — «некий». Милиционер, некий Стороженко, соседка, некая Власова, санаторный врач, некий Люблин.
— Вы знаете, Прокл с Верой скрытно жили. Друзей у них не было. В «Волгу» свою сядут и покатили. По пути не подбросят.
— А уж прибеднялись-то. Вы у них дома были? Буфет видели? Вместо посудных ящиков — посылочные приспособили. Он всю жизнь в старом бостоновом костюме так и проходил.
Нелюдимы были, скупы? Но вреда-то никому не принесли.
Сравнительно недавно по поселку, словно дым, прибитый ветром, пополз слух: у Веры Ивановны в гараже, где «Волга», был клад — деньги, золото, бриллианты. Но опять же их дело — тратить или копить. И где хранить — их дело. Я все пытался примирить покойного с живущими. В конце концов, о покойном, как принято, — или хорошо, или ничего.
Прокла Савельевича, увы, не вернуть, можно лишь выразить глубокое соболезнование по поводу случившегося.
