— Ну, что, Теркин, крути дырку под орден, документы твои очень пригодились в штабе фронта, — громко сказал Собольков.
— Поздравляю! — засиял и пожал мне руку Чопорец.
Моя информационная панель ожила:
Передать ценные сведения в штаб командования Красной армии: Миссия завершена. +30 баллов.
Очень обрадованный такой информацией, в ответ я произнес единственное четверостишье, которое помнил про своего тезку:
— Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль.
Собольков заржал как конь, со всех сторон на нас стали оглядываться бойцы, находившиеся в штабе фронта, чтобы понять причину нашего веселья в тот период, когда объективных причин радоваться не было.
Собольков отведя меня чуть дальше, заговорщицки подмигнул и сказал полушепотом:
— Там оказались секретные планы, чтобы значит попытаться окружить нас под Смоленском, а полковник твой — очень важная шишка — зам. начальника штаба немецкой танковой армии. Я получил задание сейчас ехать в Борисов, нужно удержать его до подхода резервов. Пойдешь со мной? Я так понимаю, твоя часть все равно сейчас в окружении.
Я оглянулся на Чопорца, обдумывая как-бы помягче отказаться от этого «приглашения» и снова отправиться в немецкий тыл на поиски детей. Собольков неправильно истолковал мой взгляд:
— И твоего бойца тоже возьмем. Вот у меня уже и приказ на вас есть!
— Сразу так бы и сказали, товарищ лейтенант, если приказ есть. Только помощь мне ваша нужна, нельзя ли в штабе узнать судьбу моей сестренки, она в детском лагере «Юный коммунар» была под Брестом, когда война началась?
В это время на лестнице послышался топот множества шагов и вниз начали спускаться штабисты во главе с командармом Коробковым. Генерал шел не спеша, внимательно осматривая покидаемый штаб, на миг наши глаза встретились. Мне понравилось его еще молодое решительное и волевое лицо, было видно, что Коробков не испытывает паники и даже принимая решение отступать, полон решимости и дальше продолжать сражаться с врагом. Тем более и Брестская крепость, которая формально была в его подчинении сейчас давала фрицам прикурить. Но как это бывает на войне, пули в тебя летят зачастую и из своих окопов. По глазам Соболькова я понял, что тот без особого уважения смотрел в сторону Коробкова, возможно даже мысленно обвиняя его в трусости и предательстве.
— По машинам! Отправляемся! — со всех сторон раздались команды и все пришло в движение. Наша троица тоже побежала к открытому борту потрепанного ГАЗика, трёхосной версии «полуторки» и Собольков приказал лезть в кузов. Я быстро запрыгнул, не расставаясь со своей автоматической винтовкой, которую после отбитой атаки мессеров решил всегда носить с собой. В кузов бросили еще пару ящиков с какими-то бумагами, и бойцы кряхтя запихнули ящик со снарядами, оставшись затем в нашей полуторке. Мы тронулись в колонне, в которой было не меньше двадцати видов самого различного транспорта.
