– Сказала, только за деньги! – вскипела она, затем нашла весомый аргумент: – Не парься, это деньги мужа.
Натали полезла в рюкзак, оглядываясь на другой конец арки.
– Здесь аванс: двести тысяч. По завершении получишь ещё семьсот. – Она снабдила его фотографией и продиктовала адрес. – Вот ключи от квартиры. – Передала ключи. – Там ни охраны, ни камер. Всё должно выглядеть так, будто он сам кого-то впустил и распивал с ним. А главное условие – у него нужно забрать телефон… И сразу уничтожь его: разбей вдребезги или сожги! Главное – немедля избавься от телефона!
– Понял.
– Всё должно быть сделано до субботы.
Я молчала на протяжении всего разговора, глядя на них, но решила встрять:
– Интересно, откуда у тебя такие познания о квартирке: ни охраны, ни камер? Ключи где-то надыбыла… Хотя… я кажется догадываюсь – это ваше с Дениской тайное любовное гнёздышко.
Под конец Натали сделала мелодрамный жест: шагнула к нему и слилась в долгом поцелуе. Затем оторвалась, отступила на несколько шагов, надела очки, запахнула ворот, чтобы скрыть оставшуюся часть лица и пошла быстрым шагом прочь.
– Твой муж – ангел в сравнении с тобой! – прокричала я ей вслед, потому как осталась стоять на месте – разве я могла упустить столь уникальную возможность: увидеть, как работает киллер…
Эдик был представителем низкой социальной прослойки, и его жилище напоминало склад для всяческого барахла, которому место на свалке. Воняло тухлятиной благодаря вороху немытой посуды, а мусор в ведре по-видимому не выбрасывался неделями. В кухонном пожелтевшем окне отсутствовал кусок стекла – его роль выполнял целлофан, прилепленный скотчем. Газовая плита, когда-то белая, покрылась коричневой запёкшейся гарью. Ещё воняли пельмени, судя по обилии плесени не первый день плавающие в ковше.
Если мне придётся навеки обосноваться среди людей, я буду «греметь цепями» в любом другом доме, только не в этом. После того, как Эдик припрятал деньги, вернулся на кухню, взял с плиты ковш, вывалил содержимое в унитаз, смыл. Ковш сполоснул кое-как, наполнил водой, поставил на огонь. Достал из морозилки оставшиеся пельмени, бросил в кипящую воду, затем расположился за облезлым обеденным столом. Пока уничтожал пельмени, зависал в раздумьях – должно быть строил план, или вспоминал времена, проведённые с Натали.
Я угадала насчёт второго варианта: покончив с едой, он достал из серванта фотоальбом и отыскал страницу, где лежало несколько снимков – на всех она, совсем ещё юная. Мы долго её разглядывали. На двух фотографиях они стояли вместе обнявшись, обоим лет по восемнадцать. Тогда между ними не было столь огромной социальной дистанции, он выглядел вполне сносно, да и на ней был дресс-код: белый верх, чёрный низ и обычный бейджик. Глядя на них я попыталась угадать дальнейшие события, следующие за тем временем, что на фото: Натали начинает головокружительную карьеру на подиуме, а Эдик, видя, как она отстраняется, скатывается по наклонной. Затем она получает от состоятельного поклонника предложение руки и сердца – Эдик давно её благословил, куда раньше, чем оно прозвучало. Он желал ей самого лучшего.
