Ее называют Терпсихорой, богиней танца. Поэты посвящают нежные строки каждому ее жесту. Местные газетчики днем и ночью дежурят у дверей дома и в фойе театра, в гримерке нет места от огромных букетов роз.
А ей мил маленький букетик фиалок, перевязанный лентой. Цветы влажно поблескивают в полумраке, горькие на вкус, как сама любовь.
– Русалочка в сказке просила себе ноги, – наставница, сама похожая на высохшую фею из сказки, заставляет в который раз тянуть носок, ругает недостаточно глубокий арабеск. – А взамен отдала свой чудный голос. Ты же хочешь танцевать, ничего не пожертвовав взамен?
И забирает спрятанный под корсажем конверт, перевязанный фиолетовой лентой. Слезы падают на пышную пачку, сверкают в огнях рампы. Публика в восторге, наутро все газеты восхваляют ее необычный наряд и меланхолию.
– Думаешь, балерина имеет право любить? – поскрипывает старый паркет, и она послушно встает за станок. Отражение в зеркале множится, рассыпается ароматным вихрем. Ажурная стрелка часов напоминает грозящий палец – всего пару минут, о большем она и не просит.
Пылающие щеки скроет грим, она настоящая – там, внутри, под лепестками невесомого шелка. Ей как в той сказке, отведено время лишь до полуночи. А что же после? Закрыв глаза, она в ответ молча кружится в фуэте.