Не сбежать. К чему охрана для глупой птички? Ей всё равно никуда не деться из клетки.
Я села, подтянула колени к груди и тихо, бессильно заплакала.
* * *
— Ты шо ето удумала, а?!
Сварливый голос вырвал из спасительного полузабытья. Вслед за голосом пришёл и силуэт: кто-то крупный нависал надо мной, уперев руки в бока.
— Никак застудиться решила? Ну-ка ня сяди на холодном!
Я покорно встала, оказавшись на добрых две головы выше обладательницы силуэта, но бойкую старушонку это не смутило. Продолжая браниться, она схватила длинный рукав свадебного платья и потащила нерадивую невесту обратно в тепло. Тщательно прикрыла и верхние и нижние створки окна, чтобы с балкона не дуло.
— Дай хоть пахлядеть на табя, горюшко! — потребовала она. И, не разделяя слово и дело, заставила покрутиться. — Тако доброе платье испоганила, тьфу! — Старушка попыталась отряхнуть налипшие на белоснежную ткань сухие листья, но от тех всё равно оставались пятна. — Пошли, горюшко!
— К-куда?
— На заклание! — мрачно пошутила она, но, сообразив, что я шутки не уразумела, пояснила: — В покои твои, хозяюшка! Нет, ну ежели хочешь остаться в покоях господина Ветра, я не указ, но так-то он табе приказал собственные подготовить…
Только тут я осознанно огляделась: комната, куда принёс меня мучитель, и правда была обжитой. Измятая постель, на которую с укоризной косилась старушка, не заправлена, книги и бумаги навалены на столе, на спинку стула небрежно брошен сюртук.
— Конечно-конечно, — поспешно согласилась я. — Раз господин Ветер приказал…
— Егоза! — понимающе подмигнула старушонка.
Поглазеть на весь особняк не довелось: пришлось неотрывно следовать за округлым задом моей провожатой, занимающим добрую половину коридора. Она отвела меня совсем не далеко, в одну из соседних комнат, куда более скромную, к тому же, пустую и холодную. Я зябко обхватила плечи, а старушка, истолковав жест по-своему, бросилась закрывать распахнутое окно.
— Проветривала, — сказала она. — Сейчас потеплеет.
Я так и осталась стоять, не решаясь опуститься ни на обитую мягкой тканью кушетку, ни на кровать, пока ещё не застеленную бельём. Всё казалось: присяду — и захлопнется дверца клетки. Признаю, что остаюсь, — и уже не выберусь. Но моего мнения здесь спрашивать не спешили.
— Что встала, как вкопанная? Сымай платье!
Я, напротив, намертво вцепилась в воротник.
— Зачем?
— Нагишом бегать! — фыркнула старушка. Но, видно, сильно я побледнела, потому что, сжалившись, она отступила и принялась перетряхивать постель. — Постираю, починю… Авось ещё сгодится. А ты свежее в сундуке возьмёшь, господин в последнее время их всё одно не носит. — Но и эта прибаутка меня не развеселила. — Деточка, та шо ты ровно неживая?
