– Юлия Альбертовна, у меня дочь такая же, как Николь, кстати сколько ей?
– Двадцать два, – я нахмурился. Девочка выглядит гораздо моложе.
– Моя дочь даже младше, как оказалось, но дело не в этом. Отбросьте предрассудки и услышьте меня! Если бы не дай Бог что-то подобное произошло с моим ребенком, я бы ни за какие деньги не пожелал ей той судьбы, которая постигла Николь. Я бы хотел видеть ее счастливой. Я бы все отдал, чтобы ребенок, которому пришлось пережить подобное забыл обо всем и жил с чистого листа. Мое сердце бы разорвалось, глядя на то, как вместо того, чтобы радоваться жизни она гниет в четырех стенах.
Между бровей женщины пролегла глубокая складка, означающая, что мне удается проломить броню, поэтому я усилил напор.
– Я дам вам чек на еще одну такую же сумму, что и три дня назад.
– Что? – возмутилась Ветищева и в ее голосе появились истерические нотки, – Вы подкупаете меня?
– Я доверяю Вам! И я верю, что только Вы в состоянии трезво оценить ситуацию. Разве эта девушка может чувствовать себя еще хуже, чем сейчас? Не дайте ей до конца жизни смотреть на мир безжизненными глазами.
Несколько минут директриса думала, то косясь на меня, то за окно. Кусала губы, прикидывая во что ей может вылиться подобное нарушение правил, и потом изрекла:
– Меня могут лишить лицензии, но я с Вами согласна. Честно говоря, я и сама Марте не раз говорила, чтобы она возила девочку на море, гуляла с ней в парках, но она почему-то уверена на сто процентов, что от этого станет только хуже, – тяжело вздохнула и серьезно посмотрела мне в глаза, – Вы обещаете, что не поступите с Николь плохо? Пообещайте, Александр Константинович, Бог ведь все видит.
– Я клянусь, что пока она будет со мной, ее не посмеет укусить даже комар.
Спустя пятнадцать минут я входил в палату, стены которой были выкрашены в персиковый цвет. Хоть не убийственно синий, подумал вскользь, вспоминая злополучные фотографии, на которых все стены больницы побелены до половины побелкой, а снизу выкрашены в тяжелый синий цвет, давящий на психику. Глаза тут же нашли в небольшой комнате худое тельце Николь, безжизненно лежащее на койке. Мое сердце сжалось, и тревога на мгновение охватила сознание. Она дышит? Я склонил голову, затаив дыхание и боясь спугнуть воздух вокруг нее. Она дышала. Грудная клетка едва заметно поднималась и опускалась.
– Николь, девочка моя, – осторожно заговорила директриса, подходя к моей ласточке. – Я хочу тебя кое с кем познакомить. Это Александр Константинович.
