А потому состояние дома, принадлежавшего господину Омлетте́, застряло где-то на тонкой грани между бардаком и бедламом. Хотя сам господин называл это творческим беспорядком, ссылаясь на то, что у него просто нет времени на такую ерунду, как вешание пиджаков на вешалки, а не на дверные ручки, и уж тем более – еще чего! – на мытье посуды. Но Омлетте́ был человеком, мягко говоря, не самым занятым и далеким от творчества настолько, насколько беганье по улице голышом далеко от норм приличия. Да и на роль божества хаоса не особо претендовал.
Хотя огромный аляпистый бант, который мужчина носил с любыми костюмами, вполне себе походил на то, что любят повелители хаоса – на абсолютно не гармонирующие друг с дружкой детали нарядов.
Но если нелепые наряды этих господ обычно выглядят властно-чарующе-пугающе (позаимствуем это прилагательное у Бальзаме Чернокнига), то Омлетте́ просто выглядел… нелепо
Особенно с этими густыми светлыми львиными бакенбардами, напоминающими помытую шампунем для бархатистых кончиков солому, и густыми гривоподобными волосами.
Но, опять же, на львах грива – символ власти, на Омлетте́ – нежелание стричься.
– Значит, свадьба, – поправил он пенсне. – Значит, свадьба с люминографом. И говорят, что со спектаклем. Прекрасно, просто прекрасно.
Бывший муж Аллигории Крокодилы говорил сам с собой, смотрясь в зеркало – все-таки, когда видишь хоть какое-то лицо, такая болтовня уже не кажется похожей на шизофрению.
Да, в годы жизни с Крокодилой все было в разы проще: можно было ничего не делать, не наводить порядок, жить в просторном доме, иметь аккуратную стрижку, и все это как-то случалось само собой. Точнее, так Омлетте́ казалось – вещи в редком случае происходят сами собой. Так обычно думают дети, которые в силу возраста не задумываются – и правильно делают, – откуда появилась игрушка и кто прибрался в комнате.
Взрослое детство Омлетте́ оборвалось слишком быстро – словно бы его сорвали с удобряемой по десять раз на дню грядке и отделили от питательной земли. После развода жизнь стала какой-то абсолютно другой. Вещи вдруг перестали происходить сами по себе, и деньги Крокодилы перестали быть его деньгами. Пришлось переехать в этот обычный домик с узким фасадом, посуда не мыла другую посуду, вещи не прыгали в шкафы по щелчку пальца…
Омлетте́, кстати, щелкнул пальцами, сменив цвет волшебных ламп на темно-зеленый. Со скуки он делал это уже весь день.
– Да, свадьба. С кем-то, но почему-то опять не со мной, – вздохнул мужчина и повернулся, уставившись на стоящего в углу глиняного голема. – Вот почему, а? Может ты скажешь?
