10
…Мила задрала голову вверх – здание из стекла и бетона было таким высоким, что его верхушка таяла в ночной мгле. И уже было не понять – что там горит вверху? Окна здания или звёзды?
– А я ведь в нём была! – рассмеялась Мила.
– Как это? – удивился Виктор, – Его всего несколько месяцев назад ввели в эксплуатацию.
– Я была в нем во сне, – просто, как нечто совершенно обыденное, сказала Мила, – Вот сейчас мы зайдём в холл, и там вдоль стен стоят аквариумы с пёстрыми рыбками, а прямо напротив входной двери будет лифт. Почему, кстати, один? Семьдесят семь этажей и один лифт – это неудобно. А вдруг сломается?
– И вовсе не один. Четыре секции, четыре входа, четыре лифта. На каждом промежуточном пролёте можно обойти все секции по кругу. А ты откуда знаешь, что в нём семьдесят семь этажей? Где-то читала?
– Нет, – тряхнула головой Мила и ответила непонятно, – просто Концерт Брамса для скрипки с оркестром идёт под номером семьдесят семь. Ну, что, рванём на крышу?
Виктор судорожно сглотнул и кивнул в знак согласия, предпочтя больше ни о чём Милу не спрашивать, чтобы не услышать в ответ нечто ещё более запредельное, чем соответствие, кстати, абсолютно правильное, этажности небоскреба порядковому номеру музыкального произведения, написанного больше двух веков назад. Интересно, как бы она ответила на этот же вопрос, если бы финансирование проекта не урезали, и он смог осуществить свой замысел в полном объёме ста этажей?
Верхняя часть здания уже не была жилой. На последних семи этажах располагались офисы компаний и оранжереи. Виктор никогда здесь не был. Парадокс заключался в том, что архитектор, проектирующий небоскрёбы, панически боялся высоты. Вот и сейчас, Мила восторженно разглядывала захватывающую дух картину, открывающуюся вдаль и вниз, а Виктор предпочёл смотреть прямо перед собой, на срезанную часть башни, поднимающуюся ступеньками вверх наподобие пирамид в Египте. При таком ракурсе казалось, что он находится на земле. А сильный ветер, что ж, он и внизу бывает…
Мила побегала по крыше, с любопытством заглядывая вниз, а потом подошла к стоящему в центре Виктору. И тут он заметил, что она дрожит от холода. Расстегнул плащ, прижал спину Милы к своей груди и укутал полами плаща. Стоять так, прижавшись друг к другу, было очень уютно, но, в тоже время, и волнительно. Надо было срочно что-то сказать, начать разговор, чтобы отвлечься от тёплого женского тела, доверчиво прильнувшего к мужскому плечу, с его упоительным запахом, щекотавшим ноздри и будоражившим кровь.
