, невольно думаешь:
про нас ли они написаны?!
Действительно, для русского человека государство – не система общественных отношений, не особый склад построения общества, а персонифицированный в группу правящей бюрократии левиафан, нечто враждебное ему и во всяком случае – чужое. Государство – это власть, ломающая всех, кто ему не желает починяться, а не союз свободных лиц со своими правами и гарантиями.
Потому В.В. Розанов (1856-1919) и утверждал: «Государство ломает кости тому, кто перед ним не сгибается или не встречает его с любовью, как невеста жениха. Государство есть сила. Это – его главное. Поэтому единственная порочность государства – это его слабость. «Слабое государство» – contradictioninadjecto. Поэтому «слабое государство» не есть уже государство, а просто нет16. Надо полагать, это – хрестоматийное отношение русского человека к государству; причем – не самое негативное.
И нет никакой странности в том, что в России вовсе не обязательно быть «государственником» или «законником», чтобы слыть приличным человеком. Никто не удивлялся, что казнокрады, взяточники, мошенники в обычной жизни являются милыми, честными, добрыми людьми, любящими свою Родину и готовыми отдать за нее жизнь. «Вот почему, – писал К.Н. Леонтьев (1831-1891), чьи слова мы сейчас кратко привели, – я не люблю «гражданских» обличений»»17.
Не права и свободы, ни внешняя безопасность и защита от посягательств на здоровье, имущество и саму жизнь ассоциируются для русского человеком с понятием «государство», а именно власть, как способность одного лица принудить другого под угрозой наказания выполнить его волю. Да, власть может обезопасить, защитить, но за это она потребует «меня» всего – и уже для удовлетворения своих собственных нужд. Даст на рубль, возьмет на пять.
И, как легко убедиться, это восприятие власти играет в сознании русского человека доминирующую роль, все окрашено в ее цвет. Поэтому, государство для нас не respublica, а символ власти. Церковь – не символ милосердия, не общество братьев и сестер во Христе (это как раз характерно для русских сектантов, обособившихся от остального мира; они «сестры» и «братья», пусть и избирательно, для себя), а властная иерархия, (патриарх – епископ – священник – прихожанин). Личность признается таковой («уважаемый человек!») не в силу ее божественного подобия, а лишь потому и тогда, когда она имеет власть, неважно какую, хотя бы в виде «начальника шлагбаума».
