Усё | страница 29
Шпагоглотатель
Крис уехала в Питер. Я остался один со своими мыслями о ремонте, литературными планами, мебельными жучками и синицами, прикормленными Крис, и с беспокойством за нее. Я знаю, она может позаботиться о себе и постоять за себя, но ее душевная хрупкость заставляет меня испытывать за нее братскую тревогу. Но вот Крис пишет, что отлично устроилась. Я рад. У нее все хорошо. какую-то работу даже удалось сразу найти.
Через неделю в моей квартире натянули матовые потолки. Натяжные потолки совершенно преобразили мой холостяцкий остров. Я чуть не ослеп от невыносимой и великолепной белизны. Я владелец соляных озер, белых пустынь, заснеженных полей. Далее по плану у меня шел ремонт ванной, к которому я готовился морально и материально. Риткину металлическую композицию пришлось снять, а проволоку убрать, но я оставил два половника на стене.
И вот, наконец, я почувствовал острую необходимость начать тот самый текст, который зрел во мне и просился на свободу. Внутри меня что-то щелкнуло, и я понял, что готов. Я протер от пыли грабовый письменный стол, гладкий, как река Нагаро. Поставил в правом углу подаренную Крис чернильницу, в левом – деревянную модель парусной лодки и открыл ноутбук.
«Усё». Такое я напечатал название. Рыбак по-японски. Затем я стер «усё» и напечатал «УКАЙ». Название у меня было, а продуманного плана нет. Одно предчувствие.
На краю стола стоит кружка с горячим чаем. Над ней поднимается речной туман. Потолки надо мной как заснеженные метелью поля, а за окном осенний калейдоскоп. Я из будущего гляжу в настоящее. Вокруг кормушки на балконе шныряют синицы. Их немало, штук семь или восемь, а по перилам прыгает парочка воробьев. Стоит веселый птичий гомон.
Я пишу, не глядя на часы. Я мечтал вот так творить в полном уединении, когда время принадлежит тебе безраздельно, а вокруг тишина, умиротворение, растущий бамбук, шуршание залетевшего смельчака на жалюзи. Как же хорошо, как же здорово, как бесконечно благостно. Баклан – одна из самых прожорливых птиц. Я заканчиваю вторую страницу нового текста про жизнь corvus marinus, что с латинского означает морская ворона, и полный тихой радости откидываюсь на спинку стула. Я начал повесть об усё!
Через некоторое время, перечитав написанное, я ужаснулся. Текст смахивал на доклад для орнитологической конференции. Зачем я написал, что у бакланов не развита копчиковая железа? И даже не назвал причину. Я удалил все, что написал, решив, что перед тем, как начать, следует тщательно продумать структуру будущей повести. Я сознаю, что мне нужно больше свободного времени, чтобы погрузиться глубже в собственные переживания, упорядочить размышления, отдаться вдохновению. Я два года не был в отпуске. Я отрываюсь от работы и, не откладывая в долгий ящик, пишу сообщение коллеге с вопросом не сможет ли он быть на подхвате в ближайшее время, а также письмо руководству с просьбой об отпуске. Все складывается так удачно, что через неделю я свободен. Я чувствую себя таким вдохновленным, наполненным и целостным, что мог бы писать стихи, если бы захотел.