– Вы нам очень нужны.
Ну, священник сразу понял, зачем он им нужен. Думает, хорошо хоть не на глазах у баб да детей мозги выбьют. Руки за спину заложил, кивнул, говорит, ведите. Тут политрук спохватился, и извиняется, мол, вы меня неправильно поняли, я совсем по другому делу. Поп-то удивился. А как услыхал, что немцев нужно отпеть – упёрся и ни в какую. Расстреливайте, говорит, а отпевать эту погонь не пойду после того, что они с людьми делали. В Холмовке шестьдесят человек сожгли живьём в амбаре. В Зяблино хромого паря, которого в призыв не взяли, задавили транспортёром, означив шпионом партизан. На железной дороге под Петровкой разбомбили налётом поезд с ранеными и беженцами. Только на днях отпевали да хоронили, а там народу было с две деревни! А он им должен о покое просить? Нет, говорит, не могу. Политрук уж его и так, и этак. И гражданским долгом, и личным. Вы ж, толкует, должны понимать, что отпеть – это ваша работа и обязанность. А там уж и без вас разберутся, кого, куда, как и за что.
Священник ему:
– Понимаю, а не могу. Хоть сейчас в лагерь, а с места не сдвинусь.
Ну, политрук тут помолчал, полминуты подумал, потом фуражку снял.
– Отец. Я ж, – говорит, – тебя не за немцев прошу, а за наших. Там больше двух сотен ребят, которые четвёртые сутки с ума сходит. Чертовщина там происходит, даже я, неверующий, понимаю, что это по твоей части. Отправь ты их… Куда им надо. Они ж покоя не дадут. А бойцов уже можно голыми руками брать. Пойдёт фриц в атаку – они все там останутся. Вот это ты понимаешь?
– Это я… Понимаю…
Священник вздохнул, пожевал губами.
– Жди, – говорит, – через пять минут буду.
Ну, в общем, к обеду, как и обещал, обернулся политрук при служителе культа. Капитан проснулся, холодной воды в лицо плеснул. Вроде как в себя пришел малость. Спрашивает:
– А что, если соседи наши с той стороны, возьми попа и шлёпни на нейтралке? Об этом вы подумали?
Собрали тому провожатого под белым флагом. Вылезли они из окопа, и пошли по нейтральной полосе. А рота вся смотрит затаив дыхание. Да и, честно говоря, не особо там и подышишь. Боец наш, одной рукой марлей на палке машет, другой нос рукавом гимнастёрки закрывает. Священник кадило разжёг, ходит не спеша по полю, читает литию. Та ещё работа.
На поле том, скажем прямо, плохо всё выглядело. Я много чего видел, но это – из худшего. И рад я был, что смотрю на это из траншеи, и большей части мне из-за взрытой снарядами земли не видно. А вот ходить прям там, и не в атаку бежать, когда не видишь толком, что под ногами, а вот так, медленно через всё это… В общем, этого я б не хотел.
