Заметим, однако, что вместе с развитием личности, у Пушкина меняется и отношение к дуэлям. Пусть это ослабит наше впечатление от некоторых ранних дуэлей его, выглядящих сегодня не совсем осмысленными. Были и другие причины, которые кажутся совершенно необъяснимыми, если не знать некоторых житейских обстоятельств, сопровождавших его всю жизнь и весьма похожих на странности.
Вот одна история, которая вполне могла кончиться дуэлью. Герои её – Пушкин и Андрей Муравьёв. Только благодаря благоразумию и хладнокровию последнего, дело до этого не дошло. Андрей Николаевич Муравьёв был третьеразрядный поэт и писатель, специализировавшийся на книгах духовного содержания. Пушкин, вообще щедрый на похвалы (щедрость такая всегда признак подлинно талантливого человека), одобрительно отзывался о его поэтических опытах. И вообще относился к нему дружески. Только дружба его с Андреем Муравьёвым носила один странный отпечаток.
Однажды с этим Андреем Муравьёвым произошла вот какого рода неприятность. Бывал он в гостях в великолепном доме князей Белосельских и «…тут однажды по моей неловкости, – пишет он, – случилось мне сломать руку колоссальной гипсовой статуи Аполлона, которая украшала театральную залу. Это навлекло мне злую эпиграмму Пушкина, который, не разобрав стихов, сейчас же написанных мною в своё оправдание на пьедестале статуи, думал прочесть в них, что я называю себя соперником Аполлона. Но эпиграмма дошла до меня поздно, когда я был уже в деревне».
Муравьев тогда, чтобы хоть с какой-то честью выйти из неловкого положения, написал на пьедестале и правда довольно неуклюжий экспромт:
О, Аполлон!
Поклонник твой
Хотел померяться с тобой,
Но оступился и упал;
Ты горделиво наказал:
Хотел пожертвовать рукой,
Чтобы остался он с ногой.
При этом присутствовал Пушкин. И сам случай, и стихи Муравьева «тянули на эпиграмму». А таких возможностей Пушкин не упускал. Эпиграмма его прозвучала так:
Лук звенит, стрела трепещет
И, клубясь, издох Пифон;
И твой лик победой блещет,
Бельведерский Аполлон!
Кто ж вступился за Пифона,
Кто разбил твой истукан?
Ты, соперник Аполлона,
Бельведерский Митрофан.
Эпиграмма была достаточно оскорбительной. Муравьёв чем-то ответил на неё. Перестрелка эпиграммами завязалась. Пушкин сочинил ещё одну, в которой, по справедливости, больше грубого вызова, чем остроумия. Пушкин тут явно перегибал:
Не всех беснующих свиней
Бог истребил в Тивериаде:
И из утопленных свиней
Одна осталась в Петрограде.
