2
Искры семейных торжеств гаснут, и возвращаются радостные и жестокие военные будни царей. Победы не насыщают, а поражения не отчаивают. А найдись монарх иной природы – и будут на белую ворону пальцем показывать. Бен-Адар, владыка Дамаска, в согласии с сим неписаным законом государей, вновь поднял венценосную голову и вызвал на бой Ахава, верного узника того же цепкого обычая. Теперь царь Израиля сражался не в одиночку – к нему поспешили на помощь союзники из Иудеи – Иошафат с сыном Йорамом. Они двинули войска на Рамот-Гилад, где ожидались бои.
Миновал месяц, и горькая весть ранила Аталью в самое сердце: доблестный Ахав погиб. Аталья и сын Ахазья тотчас отбыли в Шомрон – взглянуть на свежую могилу отца и деда и поплакать.
Изевель и Аталья обнялись безмолвно – к чему слова? Рядом с недавно насыпанным холмиком земли стояли мать и дочь, тесно прижимались друг к другу, проливали горькие слезы. Безутешна Изевель. Забылись никчемные раздоры, и лишь для воспоминаний о сладких днях счастья осталось место в побелевшей голове вдовы. Сокрушалась Аталья. Зашевелились сожаления в душе сироты – ведь охладела она к отцу в последние годы.
Простые безыскусные мысли приходили на ум Изевели. “Случайность ли гибель Ахава? – размышляла она, – или исполняются поганые предречения пророка Эльяу? Сей лиходей иудейской веры и мне посулил страшную смерть. Усердный труд свой приспешники его поставили на службу мести. Я ненавистна им за богов моих, а Ахав – за любовь ко мне…”
Глядя на скорбящих женщин, томились мужчины – хотелось поскорее покинуть могилу, покончить с неловкостью, вернуться под сень дворца слоновой кости, не думать о вечном, отдаться, наконец, зову дня. Надо поспешать в этой короткой жизни, увеличивать елико возможно свое место под солнцем – занимать свободное, а то и освобождать занятое. Второе куда как слаще.
Старший сын усопшего героя коронован. Теперь Ахазья царь Израиля. Уже решено, что узы ратного братства с Иошафатом останутся прочны, как и прежде, и союзники продолжат старые войны, и новые начнут по мере сил и при содействии небес.
Продолжили кручиниться в саду. Словно вернувшись в детство, Аталья принялась разглядывать изукрашенные слоновой костью стены дворца и невольно залюбовалась узорами, вырезанными на желто-белых бивнях. Изевель тихонько подошла сзади к дочери, как в давнюю пору погладила ее по волосам, потом тяжело вздохнула, отерла ладонью свои красные выплаканные глаза и, сказавшись больной, поднялась к себе в опочивальню. С уходом язычницы Иошафат испытал облегчение и принялся излагать историю последнего подвига Ахава.
