Часто многие говорят: вот дайте мне столько-то миллионов оборотных средств, дайте столько-то на улучшение и восстановление технического оборудования, тогда я дам вам требуемый результат. Такая постановка в корне неправильна, она свидетельствует, что эти товарищи не сознают реальной обстановки и своей задачи. У нас сейчас этих средств нет. Их именно надо создать — в этом ведь самая задача. Единственный источник — это и есть поднятие производительности труда при той технике и при тех средствах, которые имеются. Надо улучшать организацию труда и производства на существующей технической и финансовой базе, которая в процессе этого улучшения и сама будет расширяться и укрепляться. Какими путями? И вот здесь некоторыми поднят совершенно бесплодный для дела спор об интенсивности труда или о введении технических улучшений. Тов. Сарабьянов совершенно прав, когда в своей статье в «Правде» квалифицировал такую постановку с «или — или» метафизикой. Но от всякой метафизики, как и от всякого тумана и мутной воды, для пролетарского дела только вред, В самом деле, если бы так вопрос стоял, выполнение поставленной задачи было бы безнадежно. Мы попали бы в заколдованный круг: средств на технические улучшения нет, личная интенсивность и инициатива уже достигли пределов. Полная безнадежность, не отвечающая правде жизни! Для того чтобы получить средства на необходимое улучшение техники, необходимо увеличение личных усилий всех участников производства как в смысле прямой интенсивности труда, так и его большей организованности и большей личной выучки — квалификации. И когда у нас говорят, что в личной интенсивности в общем мы уже достигли пределов, говорят прямую неправду. Это каждый в живой жизни знает. Спросите же заграничного рабочего, сравните его интенсивность с нашей, и вы увидите сравнительно поразительно низкую нашу интенсивность. Указание на то, что за границей — капиталистический строй, а у нас — советский, не может быть в пользу нашей низкой интенсивности. Ибо наш труд должен восстановить хозяйство и мощь Советского государства, т. е. самих же рабочих и крестьян, а не капиталистов, ибо чем выше социальный строй, тем выше в нем должна быть интенсивность труда. Наша низкая интенсивность во вред самим рабочим и крестьянам и на пользу нашим врагам — капиталистам, окружающим нас стальным кольцом. Восьмичасовой рабочий день — величайшее завоевание революции, долженствующий дать большую продукцию, чем рабский 10—12-часовой рабочий день, у нас сплошь и рядом не заполняется полезной работой, сокращается в начале и в конце дня, сокращается отлучками в середине дня, разрывается ими на много кусочков, и в результате производительность этого рабочего дня сплошь и рядом не только не выше 10—12-часового рабского рабочего дня, но гораздо ниже, частью ниже даже выработки 8 часов из рабских 10–12 часов. И говорить при этом, что мы достигли в общем довоенной интенсивности и даже пределов интенсивности — прямая неправда, вредная неправда, несущая в результате безнадежность — откуда черпать силы и средства для удовлетворения растущих потребностей рабочих и всего населения. И те хозяйственники, которые, сравнивая нашу интенсивность и производительность труда с довоенной, сравнивают выработку на час, а не на весь рабочий день, не на весь месяц, не на весь год, совершают большую ошибку. Наш короткий восьмичасовой день должен дать не меньше, чем старый 10—12-часовой, а больше, ибо, работая 8 часов в день, с укороченным еще более субботним днем, рабочий сохраняет больше сил и может больше сосредоточиться на работе. Восьмичасовой рабочий день должен дать не меньше, а больше, ибо этот труд должен обеспечить потребности рабочего и государства, жизнь которых и потребности не укоротились при восьмичасовом рабочем дне, а составляют в сутки все те же 24 часа. Восьмичасовой рабочий день должен у нас дать больше, ибо мы должны восстановить разрушенное войнами государство для пользы рабочих и крестьян.
