Смотрю на свои руки, и опять перед глазами родное лицо Анжелы, каким я запомню его на всю жизнь. Это лицо из того последнего мгновения ее жизни. Боже мой, как мне плохо! Почему так произошло?! Почему не я?!
В кабинете вдруг появляются какие-то люди, но мне плевать на них. Я смотрю на свои руки, и меня всего трясет. Мне что-то говорят. Поднимаю голову и вижу совершенно расплывчатые лица. Подите вы все к черту! Я не хочу сейчас никого видеть.
Меня куда-то ведут, затем везут. Потом снова идем. Какие-то коридоры, человек рядом со мной. А может, их несколько? Какая мне разница? Хотят меня посадить? Да и хрен с вами. Мне плевать на все, на всех, на весь этот подлый мир, где нет веры и нет Анжелы.
Меня усаживают на мягкий кожаный диван в большом, просторном казенном кабинете. Какой-то мужчина стоит ко мне спиной, на нем добротный серый костюм. Слышу легкий звон посуды. Мужчина поворачивается. Это отец Анжелы. Как бы я не хотел сейчас говорить с ним. Но, может, это к лучшему? Если этот крупный и спортивный человек разозлится, он может легко меня убить. Пусть так и будет. Виктор Семенович подходит и садится рядом, подает мне полстакана чего-то. Выпиваю одним глотком. Коньяк. Я даже не почувствовал его крепости. Странно. Смотрю на свои руки. На них осталась кровь Анжелы. Боже, как мне плохо! Можно представить, что творится сейчас в душе у Виктора Семеновича. Анжела говорила, что он какая-то шишка в партаппарате. Он и забрал меня у следака. Виктор Семенович сам разберется со мной. И я даже хочу этого:
Отец Анжелы тоже выпил и встал, чтобы налить еще. Мы пьем молча. Потом пьем еще. Ни я, ни он не пьянеем.
Проходит уже много времени, но мы все молчим.
Наконец Виктор Семенович говорит:
- Стреляли ведь в тебя! - Он не спрашивает, а утверждает.
Киваю:
- Да. В меня. Я на самом деле не бизнесмен, Виктор Семенович. Я такой же негодяй, как и те, что были в той машине. Я убил их, но это уже ничего не изменит. Мой пистолет кто-то забрал, так что его нет среди улик. Все произошло очень быстро. Анжела наклонилась, чтобы поправить туфлю, а когда стала выпрямляться, в этот момент по нам и открыли огонь. Я не успел ничего сделать. Она приняла пули, которые предназначались мне. Я видел ее удивленные глаза, она умерла мгновенно.
Мы снова молчим. По лицу Виктора Семеновича текут слезы. Он сотрясается в беззвучных рыданиях. Я выливаю остатки коньяка в стакан и подаю ему. Он выпивает залпом и плачет. Мы снова молчим. Мне уже все равно, сколько пройдет времени. У меня есть о чем подумать.
