Барон одет как в кино. В каком-то национальном костюме с массивными золотыми украшениями. Мне нравится его золотая цепь, которая не просто большая, а огромная. Столько золота сразу на одном человеке мне видеть еще не приходилось.
- Нравится? - улыбаясь, интересуется барон.
Я быстро отмахиваюсь рукой:
- Нет. Просто удивительно, какая она жирная. - Барон вроде бы облегченно смеется вместе со мной. Волк меня предупредил, что, если я скажу, будто мне что-то понравилось, барон будет обязан это тут же мне подарить. Даже если я скажу, что мне нравится его дом. Барон объявил всем, что считает русского парня своим кровным братом, так как я не дал пролиться крови его близкого родственника. А это здесь значит очень много. У меня теперь есть куча привилегий среди цыган. Странно как-то: вроде живем в одной стране, а о цыганах, по сути, ни хрена не знаем...
Под утро все расходятся. Барон выделил мне комнату в своем доме. Но Волк меня отмазал, сказав, что я смогу остановиться у него и нам есть о чем поговорить. Волку уступили.
На следующий день мы катались на лошадях, и один из старых цыган, когда мы отдыхали у костра в степи, рассказывал, как раньше работали конокрады. Барон тоже был с нами и с уважением слушал старика. За два часа я столько узнал о лошадях, что половину тут же забыл, не успев переварить услышанное. Но стойкое ощущение чего-то исключительного осталось навсегда.
Вечером мы снова собираемся во дворе Барона, и снова костры, и снова гуляют над степью и над поселком цыганские сочные песни.
- Чем думаешь заняться? - неожиданно интересуется у меня Барон, хитро улыбаясь в пышные усы.
Пожимаю плечами:
- Даже не знаю, но чем-нибудь займусь, это точно...
- Я, конечно, не вправе тебе советовать, - говорит он, - но если захочешь чем-то заняться - скажи, я поддержу. Нужны будут деньги - будут деньги. Нужно что-то еще - все будет! Здесь тебя все приняли, - он обводит рукой двор, забитый цыганами,- Даже старый Гать сказал, что ты наш.
- Спасибо, - искренне благодарю его. - Не говори спасибо, а лучше выпей чашу за всех нас! - Барон наливает вина в наши бокалы. - Я буду сейчас говорить для всех ромалэ на их языке. Ты не обижайся, брат, на меня за это, - говорит мне Барон.
Я киваю. На что тут обижаться? Лучше, чем здесь, меня не принимали нигде. Барон говорит долго, но цыгане замерли и слушают его, забыв обо всем на свете. Во дворе повисла тишина, только слышно, как потрескивают угольки в кострах да где-то лают собаки. Барон закончил и посмотрел на меня:
