Разбойничий лагерь выглядел совсем не так, как представлялось принцессе. Во всяком случае, кольев с насаженными на них отрубленными головами тут не было, как не было ни захлёбывавшихся лаем собак, ни, скажем, бойцов на ножах, которые бы танцевали в центре огненного круга, угрожая вырезать друг другу печёнки. Словом, лагерь как лагерь. Обычное поселение.
По краям большой, поросшей вереском поляны стояло несколько хижин из прутьев и елового лапника. Под деревьями толкались привязанные лошади.
В самом центре пустоши тлел костёр, вокруг которого сгрудились местные обитатели, похожие на пастухов или бродячих торговцев. Лайда насчитала шестерых. Пахло чем-то съестным, но принцесса не сразу определила, чем именно. Всё прояснилось, когда разбойники принялись рыться в золе и с криками бросать друг другу потемневшие кругляшки. Печёная репа – привычная пища бедняков. Лайда невольно поморщилась.
– Чего морду кривишь? – бросил её провожатый, не оглядываясь.
– Откуда ты знаешь? – Лайда нарочно решила говорить ему «ты» – пускай не зазнаётся.
Юноша ловко спрыгнул с коня и протянул руки, помогая ей спуститься. А попросту говоря, подхватил за талию и поставил на землю.
– Затылком вижу. Посиди тут, в стороночке, да сильно не шебурши. Я сейчас, скоренько.
Проходя мимо развалившихся у костра приятелей, он махнул рукой, на лету поймал брошенную ему репу и скрылся в ближайшей хижине. Лайда огляделась. Шагах в десяти от кострища валялось упавшее дерево. Туда и направилась принцесса. Усевшись на источенный жуками ствол, она уткнула подбородок в коленки и стала ждать. Разбойники косились с любопытством.
Наконец, какой-то парень лет двадцати с неожиданно седыми волосами, поманил её рукой:
– Иди к нам. Чего сидишь, как жаба на мосту?
Лайда отвернулась, изобразив презрение. Бандиты захохотали.
– Им, Ляхой, твои политесы мерзительны, – отозвался краснолицый дядька с маленькими водянистыми глазками. – Они – барышня знатная. Самый, так сказать, цвет…
– Какой такой цвет, Кабан? – осклабился третий. Его рябое лицо было обезображено шрамом, тянувшимся от угла рта до самого уха. – Кормчего помнишь? Так вот сестра евонная была белошвейка. Это, я понимаю, цвет. Платьёв у ей было – завались. Панталоны батистовые…
– Ты почём знаешь про панталоны-то? – хрюкнул Кабан.
Разбойники снова загоготали. Рябой надулся:
– Говорю – стало быть, знаю.
Тот, кого называли Ляхоем, со смехом двинул его в плечо:
– Брешешь, Лягуха! Как пить дать, брешешь!
