Кудесница для князя | страница 16



Грозен бывает славный воин Ойко, если его за живое задеть, пусть такое случается нечасто. Тогда лучше поостеречься: пронесётся гневом, как ураган по осени – только клочки потом собирай, что от обидчика останутся. А дома-то с дочерьми,  точно добрейший пёс, хоть на загривок к нему залазь. Но Унху невзлюбил сразу,  как тот, едва повзрослев, повадился возле Таскув околачиваться.  Да и как позволить, если старшая дочь другому обещана? По всем обычаям двух родов – Пор и Мось. Никогда и никто не нарушал их. Бывало, проводили обряд без любви, да разве этим кого удивишь… Время после кого угодно в одну связку свяжет. Не любовь появится, так уважение и привычка – порой для справной семьи и не надо ничего больше.

А заверения в том, что, кроме дружбы, между Таскув и Унху ничего нет, проницательного отца не убедили. Как мог он огораживал дочь от ненужных ухаживаний: всё равно ничем они не закончатся, только сердце зря терзать. Правда, помешать так и не смог.

Да и Унху его не больно-то боялся. Чего таить, любил позлить нарочно, сколько Таскув его ни одёргивала. Вот и теперь глянул уверенно, оскалился:

– Да где ж я подошёл?  Вон как далеко сижу.

Ойко только зубы сжал, но ничего не ответил. Видно стоял сейчас кто-то за его спиной в ожидании – не время для семейных распрей. Он вошёл в дом, а за ним степенно шагнули старейшины и вчерашние чужеземцы. Теперь рук им никто не вязал, даже воины не сопровождали. Знать, договорились всё-таки. Помогла им Таскув и уберегла от смерти – свою же ошибку исправила. Неужто благодарить пришли?

Старейшины с удивлением посмотрели на Унху, которого отец безуспешно пытался заслонить собой,  но выгонять не стали. Стало быть, ничего, что для его ушей не предназначено, говорить не собирались.

Таскув жестом пригласила их сесть у очага, те с благодарным кивком устроились у огня, оттеснив Унху в тёмный угол. Чужеземцы встали рядом с ними, ухватившись, видно, по давней привычке за пояса, где уже снова висели мечи в ножнах. Доброе оружие, да не всегда для добра предназначенное.

– У этих людей есть к тебе просьба, светлая аги,  – снова обратился Альвали к Таскув. – Вчера мы их не выслушали толком, но они за важным делом пожаловали. И отлагательств оно не терпит. Но сначала мы хотели спросить у тебя, захочешь ли ты просьбу ту исполнять. Мы-то можем решить, нужно оно или нет, но неволить тебя не станем.

Отомаш напряжённо вслушивался в то, что говорит старейшина,  но, видно, почти ничего не понимал,  а потому недоверчиво хмурился. Знать, боялся, что не так передадут его слова,  исказят по недоброму умыслу. Хоть и приняли их теперь, как гостей, а застарелой, словно копоть на стенах, неприязни всё одно не скроешь: давала о себе знать вражда, которая и утихла с течением лет, но не пропала совсем, как загнанный травами внутрь груди кашель. Сын Отомаша, напротив,  беспокойства не выказывал и даже кивнул,  когда Альвали замолчал. И любопытно вдруг стало, откуда он вогульскому обучен? И зачем?