Таскув подошла к старейшинам и проговорила негромко – в горле после пения совсем пересохло – кивнув на застывших у костра мужчин:
– Они не духи. Им можно верить.
“Хранитель” и “знающий” кивнули даже как-то разочарованно. В пауле не столь часто случается что-то из ряда вон, а вышедшие из леса чужаки – уж и подавно. И жаль, что они оказались всего лишь людьми. А сколько было бы разговоров – до следующей весны!
Не дожидаясь разрешения, Таскув отправилась домой. Дело к утру, а после ритуала сил и вовсе не осталось – добраться бы до лежанки, завернуться в покрывало из волчьих шкур и проспать до рассвета. А что решат старейшины – это уже неважно. После пляски духов, после полёта и огня, после поцелуев Унху. Она сделала всё, что могла. Теперь не ей решать судьбу чужеземцев.
Пришедшие к месту камлания воины уже развязывали их, люди с запада озирались, будто только что обнаружили, что стоят здесь. Таскув последний раз оглядела их лица и едва заметно кивнула Отомашу, тот благодарно наклонил голову в ответ. Смилан потёр освобождённые руки, оправил овчинную малицу и привычным движением провёл по поясу, но оружия там не нащупал и только сжал кулак на том месте, где оно должно было висеть.
– Спасибо, пташка, – мягко сказал он, когда Таскув проходила мимо.
Его голос будто огладил по спине тёплой ладонью. На миг их взгляды встретились, Смилан сдержанно улыбнулся. Вот же привязался… Пташка.
Таскув ускорила шаг и с облегчением скрылась в темноте знакомого леса.
[1]Гусь – глухая дорожная одежда из зимних оленьих шкур темного цвета без украшений.
Таскув ещё спала, и холодный рассвет только-только начал разливать багрянец по небу, когда пожаловал первый ранний гость. Тихой поступью он подошёл к порогу, прислушался и постучал в дверь особым стуком. Сердце встрепенулось, и сон слетел с тела, словно подхваченное ветром перо. Таскув открыла глаза, но вставать не стала.
Унху прошёл в дом, потёр руки, поглядывая на почти потухший очаг.
– Ты ещё в ледышку не превратилась? – усмехнулся.
Таскув только натянула одеяло повыше, наблюдая за ним и пряча улыбку. Правду сказать под утро стало зябко, но вставать ночью, чтобы подкинуть в огонь веток, частенько было лень. Непросто выбраться из мягкой топи сна, особенно после камланий. Они всегда забирают много сил. Тогда спишь крепко, без сновидений, и порой не сразу почувствуешь, что замёрзла.
Унху скинул капюшон и в пару мгновений снова развел огонь; тени заплясали по стенам и причудливо легли на его лицо. Волосы охотника, разделённые на пробор и связанные в два хвоста, показались на миг рыжими. Но нет, они чёрные, точно зимнее небо ночью. Как и глаза. Можно вечно любоваться его коренастой, но в то же время ловкой фигурой да слушать тихие шаги. Как будто он вернулся домой после долгой разлуки. Хоть и виделись вчера. Когда-нибудь у них будет общий дом… Даже совсем скоро.
