Чародеи выделялись, как снегири среди воробьев. Чародейки все как на подбор были прекрасны: с непокрытыми головами, в платьях, открывающих шею, а у некоторых (виданное ли дело!) еще и плечи. Они словно не замечали перешептываний за спиной и завистливо-злобных женских взглядов. Ярина мечтала, что когда-нибудь настанет и ее черед предстать перед ближним кругом, а Нежка уже мнила себя чародейкой. Три луны спустя, одним туманным утром, мечты обратились в пыль.
– Ты не похожа на других варгамор, – прервал ее размышления Ивар.
Еще одно незнакомое слово.
– На кого?
– Волчьи ведьмы. На моей родине молодые варгамор не живут поодиночке, пока не войдут в полную силу. И не подходят к мужчине, если тот разгадал их суть. Не страшно?
Ярина чуть не поперхнулась: набрался у местных! Все бы им ведьму в каждой видеть.
– Я не ведьма, а леший, – пробурчала она в ответ. – Защищаю здешние места, а лес защищает меня в ответ. Чего мне тебя бояться?
Вряд ли Ивар захочет обидеть спасительницу сына, но смотрел он странно, словно боролся с неприязнью. Ярина вспомнила наказ матушки не доверять людям и поежилась. Нет, ничего не случится, на в лесу, он защитит.
– Но с тобой пришли волки, они слушали тебя. Или ты так уверена в своих силах и моей благодарности, что станешь все отрицать?
Вот что с ним делать?
– Не знаю, как в твоих краях, а у нас волки подчиняются лешему, а не ведьмам. Если бы не они, вчера меня бы никто и слушать не стал. И не ведьма я, сколько раз говорить.
– Ты женщина. Женщина не может быть духом леса.
– Почему это?
Ивар в ответ хмыкнул. Обернувшись через плечо, он бросил почти добродушно, вдруг сменив гнев на милость:
– Я пришлый, но о вашей нечисти наслышан. Они не любят людей, а ты слишком человек. Не ведьма, говоришь? Тогда не твое это дело – торчать сычихой в лесу. Тебе надо о муже заботиться, детей растить.
Может и так. Да ведь не было на горизонте мужа или даже парня, который нравился. В детстве, да, она мечтала о красавце-королевиче, а потом стало некогда, выжить бы. Деревенские на нее только как на змеиного заморыша смотрели, да и не думала Ярина о них. Единственный, кто восхитил ее – Тильмар, но нельзя же вздыхать о Нежкином муже. Мысли о семье были тяжкими, тревожными, поэтому и вырвалось злое:
– Я уж сама решу, о ком мне заботиться.
Ярина тут же устыдилась грубости, но было поздно.
– Это не женское дело. Разве у тебя нет отца или брата, чтобы думать? – Мужчину не смутил ее тон. Говорил он без тени эмоций, будто погоду обсуждал.
