– Нам не нужно благодарности, – прошелестели кикиморы. – Пусть дитя будет счастливо.
– И забери тело жены. В топях ей не место. Упокой по обычаю.
Ивар оглянулся на нее, и Ярина кивнула.
– Я провожу завтра утром. Иначе мы не успеем вернуться до темноты. Приходи к избушке на рассвете, я прикажу волкам, чтобы проводили.
– Не нужно, – холодно отмахнулся он. – Дорогу я найти сумею. Возьми Орма.
Он протянул спящего сына, Ярина приняла ребёнка с удивлением, осторожно баюкая.
– С тобой в лесу он будет в безопасности. До завтра.
Бункушник поглядел ему вслед, и когда Ивар скрылся за деревьями, задумчиво прохрипел.
– Вкусно пахнет. Столько крови, ярости, звериной силы. Хороший запах. Жаль, что зверь его скован.
Зверь? Какой еще зверь? Но сорвалось с губ совсем не это.
– А чем пахну я?
Под пронизывающим взглядом нечисти Ярина потупилась, понимая, что зря спросила, но сказанного не воротишь.
– Я не могу разобрать, чем пахнет ворожейка, – ответил бункушник, как ей показалось, с сожалением, – петля на шее забивает запах. Оно смердит болью и смертью. Плохая смерть. Нет покоя. Душно. Даже смотреть больно.
Больше он ничего не сказал, резко развернулся и исчез в чаще. Кикиморы тоже принялись пятиться, непрерывно кланяясь, и вскоре Ярина осталась в березняке одна.
Она вернулась на поляну и передала похныкивающего ребенка домовому.
– Его кормить пора, дедушка.
– Я уж вижу, – Торопий перехватил драгоценную ношу поудобнее, пихая пятками волка, чтобы тот развернулся. – Поеду я, иначе расплачется. Сама-то сдюжишь?
Ярина кивнула: не все же за чужой спиной прятаться.
– Вот и ладушки. Гаврюшу я с собой возьму, чтоб тебе живность тащить сподручней было.
– Кого?
– Да вот его. – Домовой ловко стащил череп с дрына и устроил впереди себя. Тот ничуть не возражал, вцепившись в шерсть волка зубами, чтобы не свалиться. – Даже у лахудр речных имена есть. Чем наши защитнички хуже?
Ярина не стала обсуждать непонятное имя, которое черепу никак не подходило. Это можно выяснить и позже, поэтому она молча проводила Торопия взглядом.
Ожидание затянулось. По-весеннему зябкий ветер пробирался аж под новый кожух, заставляя ёжиться, а колдун все не шевелился, успешно изображая подпорку для березы. Когда до Ярины дошло, что он спит, она сначала не поверила. Но глаза мужчины были закрыты, грудь мерно вздымалась, лицо разгладилось, став умиротворенным. Он не очнулся, и когда со стороны деревни раздались вопли.
“Выкуп” в последний путь провожали десять плакальщиц - побольше, чем на обычных сельских похоронах. Причитающие бабы шли следом за Перваном и завывали так жалобно, словно лишались последней кормилицы. Хотя от рыжей козы самого нахального вида старались держаться подальше. У старосты такого выбора не было, поэтому он то и дело подпрыгивал, уворачиваясь от рогов и оглашал окрестности бранью. Наверняка животину выбрали самую вредную, по принципу “чтоб тебе подавиться, ведьма поганая”.
