– Бедный Клей, – сказала Элла, забирая его у меня. – У тебя усталый вид.
– Я и впрямь устал, – ответил я. – Мне надо взять отпуск. Я хочу уехать куда-нибудь. Возможно, на Аляску.
Я стащил с себя галстук, вручил его Элле и завозился с пуговицами рубахи.
– Тебе надо принять душ, – сказала Элла, – а потом ненадолго прилечь.
– Ты совершенно права, – сказал я, послушно идя за ней в спальню.
Вдвоем мы кое-как разоблачили меня. Потом Элла отвела меня в ванную под душ и пустила воду. Сперва шла холодная, и я слегка задрожал, но потом вода чуть нагрелась, мне стало хорошо. Я довольно долго стоял под душем, не думая ни о чем, наслаждаясь прикосновением тепловатых струй к коже, потом ступил на коврик, и Элла насухо вытерла меня полотенцем. Она отвела меня обратно в спальню, помогла забраться в постель и укутала шуршащими свежими простынями.
Поцеловала в лоб, дабы до конца сыграть роль милой мамочки, и сказала:
– Спи спокойно.
Я что-то промычал, смежил веки, и тут залился проклятущий дверной звонок.
– О, нет, – сказала Элла.
– Меня нет дома, – сказал я – Я ушел.
– Хорошо, – ответила она, вышла из спальни, и я опять закрыл глаза.
Когда Элла вернулась, я уже провалился в сон. Она тронула меня за плечо.
– Клей, это полиция. Они хотят поговорить с тобой.
Я разомкнул веки и увидел в дверях Граймса.
– Поднимайся, спящая красавица, – велел он. – Мы едем кататься.
– Вы что, решили снять комнату в этой проклятой квартире? – спросил я.
– Вставай и одевайся. Да поживее.
Я уставился на него, гадая, что стряслось с Тессельманом. Неужели он не сдержал слово и не окоротил легавых? Или эти его проклятые рыбки до сих пор мечут икру?
– Ну что теперь не так? – спросил я.
– Шевелись, – сказал он. – Если не хочешь, чтобы тебя упрятали за решетку.
– Упрятали? А что я сделал?
– Ты что-то путаешь, Клей. Вопросы задаю я. От тебя требуется только встать и одеться. – Он повернулся к Элле. – Если вы не против...
– Порядок, – сказал я. – Она уже видела меня в чем мать родила.
– И тем не менее, – возразил Граймс.
– Я буду в гостиной, – сказала Элла и ушла.
Я отбросил простыню, встал и, шлепая босыми ногами, принялся собирать свою разбросанную одежду, а заодно и разрозненные мысли. Тессельман уже часа два назад должен был дать отбой. Если, конечно, это рыбье отродье не надуло меня. Но с чего бы? Если убийца Мэвис Сент-Пол останется на свободе, Тессельман ничего не выиграет.
Разве что убийца – сам Эрнест Тессельман. Я сел на кровать и, натянув один носок, малость поразмышлял о своей догадке. Был ли в этом смысл?
