— Это он о тебе? — спросил меня Клим.
— Нет, — ответила я.
Потому что я не знала, что и думать. Говорил ли Эбрел обо мне? Это меня он полюбил? Что, когда одной рукой тебе зажимают рот, а другой рвут платье — это «полюбил»? «Да чтоб тебя самого всю жизнь так любили!» — могла бы сказать я Эбрелу. Но была и другая часть моей души, которая тихонько вопила, что ведь никто и никогда не добивался меня с такой страстью, как Эбрел. Куда уж до него было Бэзилу, этой вяленой рыбе.
— Он говорил о тебе, — утвердительно произнёс Клим.
— Только не вздумай, сообщать ему, где я нахожусь!
— И не собираюсь, — ответил Клим, — мне вообще кажется, что во всей этой истории есть что-то странное, что-то… нехорошее. Я считаю, тебе надо вернуться на Венеру к родным, и пойти в полицию. Хотя бы в качестве свидетеля. Я могу тебя прямо сейчас отвезти на Венеру, если хочешь.
Это была, конечно, здравая мысль. Особенно учитывая тот факт, что ни на какие куски Севелен от взрыва не разлетелся, потому что я видела его живым. Я видела Севелена Доньярта после взрыва, он был жив и здоров, он плыл куда-то по коридору «Валькирии», отталкиваясь от стен, он даже посмотрел на меня. Или был ещё один взрыв? Уже после того, как Клим меня спас? И этот, второй взрыв разнёс Севелена на кусочки? Но об этом ведь не писали. Никто и нигде не сообщал, что взрыва было два. Тогда куда делся Севелен?
— Тебе надо пойти в полицию, — повторил Клим, — и рассказать всё, что ты знаешь.
— Я ничего не знаю!
Да, Севелен был жив. Эбрел искал меня. Но я не могла сейчас вернуться к Карензе и Бибианам. Это было выше моих сил.
— Так и будем сидеть в темноте, или, может, включишь свет? — грубо сказала я Климу.
Он удивлённо на меня посмотрел, и молча нажал что-то на панели управления. В космическом челноке стало светло. Всё вокруг засияло красками, стало ярче и чётче.
— Я никуда не пойду, ни в полицию, ни куда-то ещё. Тебе надо просто отвезти меня на Марс, и забыть. Про меня забыть. Навсегда. Это ведь не сложно?
Эх, мне бы такую мужественность да в разговоре с Эбрелом… Но мой резкий тон не произвёл на Клима Зегзицу никакого впечатления.
— Ты поступаешь глупо, — сказало он мне, — опять поступаешь глупо. В который раз.
Как будто, он прямо точно знал, сколько раз в жизни я поступала глупо!
И, хуже всего было то, что этот Клим Зегзица оказался красивым. При ярком свете, горевшем теперь в челноке, я увидела что Клим был красивым. Не просто красивым, а очень-очень красивым, с лицом, одновременно и мужественным и изящным, с ровной белой кожей, с блестящими, густыми тёмными волосами, с красиво очерченными бровями и длинными, словно накрашенными ресницами. У Клима были красивые тёмные глаза, но взгляд его был жёстким. Он меня осуждал. И поэтому его красота меня только бесила. «С такой-то внешностью» — зло подумала я, — «этот Клим, наверняка, у себя там, на Земле, среди своих коров и стогов, «первый парень на деревне». И от этой мысли я разозлилась ещё больше.
