Обычно никто из племени никогда не приближался к жилищу шамана. Так повелось давным-давно, ещё при самых старых старейшинах.
Пинь подкрался поближе и как крикнет страшным голосом:
– Кто засел в пещере нашего шамана, выходи!
Мама за камнем обмерла от ужаса: а вдруг это духи, и вдруг они сейчас как набросятся, да как…
– Здесь никого нееееет! – отозвались духи из пещеры голосом шамана. Да как грохнут в бубен, Пинь даже вздрогнул.
– Точно никого? – удивился Пинь уже своим нормальным голосом.
Входная шкура капельку отодвинулась, и в щёлочку выглянул один глаз.
– Вообще нет. Никого! Пинь, это точно ты? – и шаман вышел, с ног до головы обвешанный амулетами и оберегами.
– Шаман! Надо же! Мама, не бойся, выходите. Это наш шаман, – позвал Пинь.
– Не приближайся к моему жилищу, – неуверенно проговорил шаман, – это запрещено.
– Да ладно! – махнул рукой Пинь. – Наша пещера совсем обвалилась.
– А где племя?
– Все пропали. Только мы одни и остались.
– Надо спросить духов, что нам делать дальше, – сказал шаман и взялся за бубен.
– Ой, не надо духов! – закричала младшая Ки.
– Ещё не хватало, – проворчала старшая Ка.
– Прибраться бы надо тут у нас, – сказала мама, – ходить невозможно.
Они немного разгребли камни. Потом оттащили в сторону поваленные ветки деревьев. Огня не было, но они по привычке складывали хворост в аккуратные кучки.
Потом пообедали олениной. Вдруг небо потемнело и стал накрапывать дождик. Все посмотрели на шамана.
– Да ладно, теперь уж, наверное, всё равно. Идёмте ко мне.
В пещере шамана было совершенно темно и стоял странный запах. Очаг не горел, потому что шаман всегда мог взять огонь в основной пещере и не поддерживал его так тщательно, как поддерживали общий. Он и брал его не каждый день, а только когда нужно было для колдовских действий. Или согреться. Но стояло лето, было тепло, шаман огня давно не брал.
Люди, жалкий остаток исчезнувшего племени, завернулись в какие-то шкуры, которые лежали у шамана, и легли, сберегая силы. Было непривычно тихо. Никто не смеялся, не разговаривал, не ходил туда-сюда. Старейшины в своём углу не обсуждали какие-то важные дела, вождь не отдавал распоряжений, не носились дети, не болтали женщины. Слышалось только тихое капанье дождя и задумчивый шорох уцелевших деревьев.
Огонь
Прошла примерно луна. Все камни, какие только можно было убрать с площадки перед обвалившейся пещерой, убрали. Мама с девочками ходили в лес и собирали кедровые орешки. Шаман и Пинь досушивали шкуры, добытые охотниками племени. Их не завалило, потому что во время разгрома они находились снаружи, а не в пещере. Оленина уже начала плохо пахнуть. Если бы племя жило обычной жизнью, мясо как раз уже доедали бы, но люди пропали, а оставшиеся не могли успеть всё съесть. Хотя, конечно, в этот месяц они не голодали. Но есть оленину было уже неприятно. Да и надоело, каждый день-то.
