Он продолжал мне объяснять, но мы перенеслись на понятную поверхность. Силуэт его обрел ясность, но лица по-прежнему не было. Вместо него был провал. Почувствовал трансформацию в себе. Из меня стали исторгаться все мои малые «Я». Хотения, требования к жизни, страсти, состояния разного времени, настроения, убеждения, характеры. А я опустошался. И лицо мое стало провалом. Мы перенеслись туда, где происходят столкновения миров. Какие удивительные сказочные миры они в итоге создадут. Какие противоположности тут сходятся, переплетаются. И чтобы создать узор, они проходят через хаос. Они так чужды друг другу, что отталкиваются поначалу, а потом идет долгий процесс взаимодействия, и процесс этот жестокий. В нем отсеиваются духи слабые и неспособные к расширению. В узор вплетаются те, кто расширяет свои грани.
Вижу неисчислимое количество душ, одетых в тела. Вырванных из своей обители, где они пребывали в покое, и брошенных в эту кипящую пучину. Как дети, брошенные на произвол, не понимают, где они. А тут не спи, а тут действуй! И он без лица уже не тот, с кем я общался, а тот, кого называют Безбрежный. Он поднимает руки с открытыми ладонями в знак искренности. Говорит каждому из них:
– А теперь, несмотря ни на что, улыбнись мне, и я покажу тебе блеск правды, я покажу тебе свою зарю. Игнорируй меня и стань трофеем повелителя смерти.
И тут затрубили громогласные трубы. Долина полна людей в одинаковых одеждах оранжевого цвета. Все они были едины. Гул труб пронзал пространство и мой позвоночник. Трубы были двух видов: рычащие и гудящие. Человек без лица пустился в пляс. Его удары ногами разносились по всему поднебесью, и ритм танца забирал сознание.
Я знал, что у моего желания есть основа, что я получу желаемое. Я обычная лесная тень, но я обрету когда-нибудь всю полноту формы, свой путь и свою силу. Я так этого хочу, что вижу, как мои кисти покидают меня, мои руки растягиваются, устремляясь к нему. Всматриваясь в пустоту его лица, я вдруг увидел свое лицо. Я рассмотрел его. Потом я сам переместился, и уже я танцевал там и сам бил ритм, бил в бубен, услаждался и танцевал на собственном себе, том несчастном и безобразном, на том, который потерял путь и свою зарю. Не желающий и убитый печалью.
А на горизонте появился еще один персонаж этой картины, восседающий на слоне, за ним вереница слуг, желающих прислуживать. Я продолжал вращаться и отбивать ногами, а тот, кто на слоне, достает большое зеркало и подносит его ко мне, и я вижу себя. Насколько я многообразен. И вижу там существо адское, в темноте замурованное, а еще вижу, что я устремленный и борющийся, я танцующий и блистающий. И я протягивающий руки к себе же и просящий для себя. Я – объявший все, и руки у меня как плети оплели всю вселенную, и всю ее я могу потрогать и дотянуться до каждого прекрасного. И я же молящийся, такой простой и восхищающийся величием всего сущего. Я сидел на корточках и тянул руки вверх в надежде, великом прошении и великом восхищении. И на этом отражении я остановился. И именно это отражение оказалось моей настоящей реальностью. Что было миражом, а что явью? И мираж оказался явью. И так я захотел туда, в это место великих столкновений, как в холодную, а потом в кипящую воду окунуться и выпрыгнуть новым, другим. И вот я оборачиваюсь к духам, попавшим в этот сценарий, и я уже среди них…
