М. Лонгинов. Из рецензии на VI том «Истории царствования Петра Великого» Н. Устрялова. Сборник Общества любителей российской словесности. М.,1859. № 32, отд. II. С. 5-8
У Лобнаго места воздвигли высокий эшафот. Близь него выстроили стенку: на ней, с именами виновных, написаны были длинные списки их преступлений.
Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 257
Умягчённые нравы наши преподаёмым нам кротчайшею Владычицею нашею Катериною Великою воспитанием и примером ея милосердия увольняют меня от описания казни помянутых оскорбителей Величества и общаго спокойствия возмутителей; но грубые того времени народные нравы не могли инако быть поражаемы, как подобными сему жестокостьми, и мы не можем ни о чём судить справедливо, ежели не перенесёмся мыслями к тем временам, которыя описываем.
Голиков И.И. Деяния Петра Великаго, мудраго преобразителя России, собранные и достоверных источников и расположенныя по годам. Сочинение И.И. Голикова. Том десятый. Издание второе. М. 1839. С. 48
Рано утром, 15 марта, Красная площадь покрылась народом: на крышах, заборах, галлереях, стенах, всюду виднелись головы любопытных. Вскоре толпа заволновалась. Из Кремля истомлённые тюремным заключением, истерзанные жесточайшими пытками, вышли в длинной процессии: генерал-маиор Степан Богданович Глебов, епископ Досифей, Никифор Вяземский, Александр Кикин, казначей Суздальскаго монастыря Баклановский и до пятидесяти священников, монахов, монахинь и других лиц… Духовник царевича Алексея, Яков Игнатьев, первый склонил голову под топор палача. За ним по очереди ложилась Пустынной, Воронов, Афанасьев, Дубровский. Лопухин последним положил свою голову на плаху, обагрённую кровью. Замечательно, что во все царствование Петра, гордый брат царицы, негодуя на нововведения, упорно устранялся от какой-либо службы. Тщетно монарх предлагал ему должности почётныя: Абрам Фёдорович до самой смерти оставался непреклонен. Как он, так и его сотоварищи приняли смерть безстрашно: смело всходили на эшафот, бросали прощальные взгляды на толпы молчаливаго народа, крестились и клали головы. После кровавых пыток и теснаго заточения, смерть казалась им лучшею долей, спасением от страданий. Только Дубровский, состоявший при царевиче в качестве переводчика, показал малодушие: громко кричал он, что гибнет безвинно, что приговор несправедлив; но вопли несчастнаго раздавались в пустыне. Его втащили на плаху, разорвали рубашку, топор сверкнул, и палач подхватил за волосы окровавленную голову.
