гонять,
Бабушку по-полу катать,
войлочить,
ереститься над нею, куражиться -
Ох, Перуничи! Ох, Яриличи!
Ведунишко сам хилый, своробливый, а й туда же: "Дай-кось я, дай-кось мне, дай-кося эту падлу поганую окарачь поставлю, потешуся!"
Хто така Мокошь?
В домовине я твою Мокошь видал!
Катай ее, молодцы!
…но, бывает, повезет старой бабушке. Посылает ей судьба хмурого Чурича. И здравия, войдя, пожелает, и огню поклонится, и лапти на пороге скинет, чтобы ненароком на полу не наследить, и припасом съестным немудрящим поделится. Да и службу рад сослужить, для Бабушки, по дряхлости ее, тяжкую: кобылиц, от рук отбившихся, в загон загнать, зерно на семя перебрать, то-сё…
Ну, как такому не помочь?
И подскажет бабушка старая, где найти припасенного блатничкам всяким разным там Яриличам, Стрибожичам, вещего Сивку Бурку. И расскажет бабушка старая, где лежит, дожидаясь Перуничей, свернутый-скатанный и от моли травами пахучими пересыпанный ковер-самолет… гусли самогуды… сапоги-скороходы… и – счастье и радость молодецкая – меч кладенец в девяносто пуд.
Иди, молодец, делай дело ратное.
Благослови тебя мать Мокошь.
Сбереги тебя в дороге Чур Оберегатель.
Вызволишь дочку Ладину, будешь с ней добрым да ласковым, будет женою верною, счастье вдвоем и познаете.
Только вот со счастьем как-то все не слишком ладно обстоят дела во градех славянскиих. Добро бы еще доля твоя от тебя самого лишь зависела, да от доброй жены твоей ласковой. Но ведь как оно бывает: ты за долей, за тобой недоля. Добыл, допустим, твое родное царство Астраханское или, там, славное княжество Черниговское какой-нибудь оборотень-Велесович. По щучьему, естественно, велению. Так ведь им управлять надобно рассудочно, а откуда ему, сердечному, рассудок взять? Щука голову свою детине на могутные плечи не посадит… А хоть бы и посадила?
