– Встать, – перевёл старичок-толмач.
Угрюмые глаза римлянина обежали все лица, на миг задержавшись на статном одриссе.
– Кто из вас разумеет язык римлян? – последовал вопрос.
Не разумел никто.
– А язык эллинов?
Одрисс выступил вперёд.
– Имя? – отрывисто бросил центурион.
– Амфилох, – улыбнулся тот.
Начальник произнёс несколько слов на своём непонятном языке, повернулся и ушёл. В палатке остался старичок-толмач, который пояснил:
– Этот парень назначен вашим декурионом, то есть десятником, старшим в палатке. Пойдём, милый, – кивнул он Амфилоху, – я передам тебе имущество по описи.
Фракийцы опять расселись по нарам, прислушиваясь, как в соседнем помещении толмач, он же эконом центурии, перебирая сваленный там скарб, давал наставления новоиспечённому декуриону:
– Это барахло осталось от той десятки, что сейчас отправили за море. Десять деревянных мечей, один ломаный, пять лопат, посуда, корзины; всё будет под твоей ответственностью. Ручную мельницу и зерно получишь на складе под расписку.
Громоздкий парень с квадратными плечами сел на нары, и те жалобно заскрипели. Кто-то хихикнул. Тот повёл глазами, и всё притихло. Ещё один крепыш, подумал Спартак, померяться бы с ним силами.
Ночью, первой ночью в лагере, сын Дромихеты, растянувшись на жёстких нарах, слушал, как переговариваются в темноте новобранцы.
– Соберу сто золотых, только меня и видели.
– Думаешь, так тебя сразу и отправят собирать золотые?
– Говорят, если прослужишь у римлян двадцать лет в войске, вернёшься домой богатым человеком, да ещё в придачу дадут порядочный кусок земли в вечное владение.
– Двадцать лет: ишь, чего захотел! Нет, мне бы только сколотить сто золотых. Плевать мне на римлян.
– Поймают, отберут золотые да ещё накажут…
Небо, красное от заката, родные горы, ручей в каменных берегах, родная хижина, мать у порога… Как они далеко!
– Убегу, – решил Спартак. – При первой возможности убегу.
А центурион Гней Сцевин, обойдя палатки с новобранцами, вернулся к себе и с тоски напился в одиночку. Опять сотня фракийских воинов, которых за считанные месяцы надо превратить в воинов. Проклятое захолустье! О, злосчастное увечье при Орхоменте!..
Учебный лагерь, в который попал Спартак, – квадрат тысяча на тысячу шагов, обнесённый валом, рвом , частоколом и застроенный одинаковыми палатками, – был расположен невдалеке от побережья Эгейского моря, на реке Гебр, и насчитывал три когорты, состоявшие из проходивших обучение фракийцев, скифов, иллирийцев, македонян и греков.. Римские воины составляли костяк его. Тут всё делалось по звуку трубы. Труба будила по утрам и звала на утреннюю перекличку, возвещала начало занятий, время обеда, отбой и сон.
