— Нормальная драка. Я в долгу не остался, — буркнул Толик. Взял стакан с вином и выпил залпом. — Если меня теперь в армию призовут, я прятаться не буду...
— Сейчас ты на дневном отделении института. Студентов не берут! — сказал я.
— Налей мне ещё вина... А у тебя есть конфеты или что-нибудь сладкое?
Я налил. Он опять выпил. И опять залпом целый стакан. Нет, это не похоже на наслаждение хорошими напитками, он что-то хочет притушить в себе, подумал я, наблюдая за сыном.
— Меня выгнали из института, — сказал он тихо, с винной горечью в голосе.
— Давно?
— Уже больше месяца... Мать не знает.
— За что?
— Неуспеваемость, пропуски. Контрольные не сданы... Хвосты ещё с зимней сессии... — Он поднял на меня глаза. — Не тянет меня изучать свойства металлов. И быть технологом металлургических производств не хочу...
— Но у нас не было выбора. Я мог устроить тебя только на эту специальность.
— Когда-то я хотел стать лётчиком гражданской авиации. Даже в аэроклуб записался. Помнишь?.. Надо было всё-таки пробовать в лётное училище. Хоть что-то было бы в жизни. Цель какая-то.
— У каждого человека есть мечты о профессии. Я в своё время хотел стать архитектором. В художественную студию ходил. Античные головы рисовал, изучал перспективы, оттенки... Рисовал везде где придётся, даже в армии на учениях... А потом... А потом в институте выучился на строителя! Есть шанс — воспользуйся. Нет шанса — живи с тем, что есть. Нос не вешай!
Толик заметно опьянел, взгляд его туманился. Разбитое лицо казалось страшным и печальным.
— Ты поспи, Толик. Пледом укройся.
Когда он лёг на диван, укрылся пледом, горло у меня опять перехватило от слёз. Кроме отеческой жалости к сыну, было и раскаяние: ведь это мы с Анной пропустили его надежду, его мечту. Даже напротив, задушили эту мечту на корню.
Толик почти мгновенно уснул.
Я смотрел на спящего сына, с избитым лицом, съёжившегося под пледом. Мне было его жалко, очень жалко, и все его глупости, всё его юношеское раздол-байство — езда без прав, таблеточки, пропуски занятий — казались глупой мелочью по сравнению с самой жизнью, единожды дающейся, всем только один раз, и не важно, кто ты: рохля, труженик, праведник или грешник. Ты на этой земле всего один раз!!!
Вот Рита, дочка, она всегда казалась более цельной, волевой, даже хваткой, а Толик — человеком ведомым; отпускать его из гнезда — не то, что Риту, — было страшно, да и Анне не хотелось совсем оставаться одной. Кто виноват? Стоп! Виноватых искать не будем!
