Поняв, что он мёртв, — скорее всего, враз отключилась печень, получив такой удар пойла неизвестного происхождения, — я тоже поспешил уйти от киоска, чтобы не числиться свидетелем.
...Нет, видно, не зря я вспомнил этот эпизод. Жизнь чудна и жестока. Что-то в неизбежный момент в ней сшибается, сносит с катушек, и всё катится под откос. В этом есть какая-то очевидная хрупкость и неустойчивость жизни. Раз — и что-то оборвалось навсегда.
Я не выдержал — снова позвонил Шарову. Не может его совещание продолжаться два часа. Да и рабочий день кончился.
— А я тебе собирался звонить! — радостно откликнулся Шаров.
«Вот мент! Ведь знал, что жду его звонка, а не звонил почему-то, чего-то выжидал, испытывал... зачем-то оттягивал».
— На каком основании... — начал было я, но Шаров перебил меня:
— Спокойно выслушай, а потом будешь задавать вопросы. — Шаров прервался, скорее всего, закурил сигарету. — Твоему сыну нужна сильная встряска. Болевой психологический шок! Что-то вроде удара током, ожога утюгом или строгий отцовский ремень... Его задержали, я подчёркиваю — задержали! — по подозрению в угоне автомобиля... Ну, той развалюхи-«жигулёнка»... Все его дружки не знают, за что его задержали, поэтому прижмут хвосты, постараются отгородиться от него. Ведь за таблеточки светит ого-го! Так что ты, Валентин, не суетись. Твой парень должен побыть в изоляции. Пусть немного посидит в подвале. Это очень полезно... Главное в этой истории — оградить его от дружков. Понимаешь, раз — и навсегда. Раз — и навсегда! Это же не герыч. Это герыч — для индивидуалов, а таблеточки — это компания. Нет компании — нет интереса к этому дерьму... Мать Толика предупреди: мол, сынок сильно обкакался, надо хорошенько помыть ему задницу. Про наркоту больше ни слова... И вообще тебе сына надо нагрузить чем-то другим. Возьми его к себе в бизнес. Поменяй институт ему. Или... Или жени! Это выход, кстати.
— Ему только двадцать лет.
— Это и хорошо. Ранний брак для мужчины — это спасение. Появляется ответственность, включаются мозги. А то за юбку мамки держатся до сорока лет, а потом...
— По-моему, невесты у него нет, — с сомнением усмехнулся я.
— Подбери! — цинично и расчётливо сказал Шаров. — У нас в городе, по статистике, на одного мужика приходится по две бабы. А ночку Толик пусть проведёт на нарах. Это отрезвляет. Попроще надо и пожёстче. Пусть он почувствует прелесть — пожить хотя бы ночь в шкуре преступника...
Я не нашёлся, как и чем оспорить суждения Шарова. Он был опытнее и умнее меня в этих вопросах. Только что-то шелохнулось в сердце, и я напомнил себе об уколе, которым спасал (точнее — калечил) своего сына, чтоб укрыть от армии. Грех несмываемый, дурной. Но ведь никто не мог дать гарантию, что в армии с ним не случится чего-то такого... Тогда и укол Льва Дмитрича покажется благом.
