Стоять посреди площадки, означало ждать приглашения на танец. Фрейя предпочла вернуться на свое место, тем более, что Турид уже ушла.
— Скучаешь?
На плечо легла теплая рука, и девушка улыбнулась: так прикасался к ней только брат.
— Нет. Наблюдаю.
— Полезное занятие, — согласился брат. — Если умеешь видеть, тебе даже не придется задавать вопросы. Люди сами покажут себя.
— Мы не люди, Орвар, — поправила его девушка. — К сожалению.
Орвар внимательно посмотрел в лицо сестре. Ее мечта вырваться из золотой клетки никогда не была для него тайной. Фрейя всегда была отступницей и бунтовщицей против законов Стаи, показывая это без слов — выбором одежды, книг, музыки. И независимым выражением физиономии.
— Но мы не можем жить как люди, — тихо сказал он. — Просто потому, что неспособны.
Возразить было нечего, брат был прав, и его правота была многократно доказана огнем и кровью — преимущественно самих эйги. Предки оставили им в наследство слишком смертоносные гены, порой толкавшие на безумие и убийство. До прихода христианства убийц преследовали всей общиной, их изгоняли, их семьи платили за преступление своей кровью, и все же люди не чувствовали себя в безопасности на своих хуторах и в городках, окруженных густыми лесами.
Церковь взялась за дело более основательно. Истребление оборотней заняло несколько веков, но результат был более, чем убедительным — несколько немногочисленных Стай, рассеянных по Великому Свитьоду и выживающих каждая в силу своего разумения.
Вернее, разумения своих конунгов. Замкнутые сельские общины в Айсланде и Норейге, рабочие поселки шахтеров на Шпицбергене ещё более-менее держались, строго соблюдая старые традиции и обычаи. Городские же эйги давно маргинализировались, превратившись в сильные и хорошо организованные банды. По сути, Свеаландская Стая ничем не отличалась от человеческих организованных преступников — ближневосточных хашишийя, балканских четников и абиссинских мунгики.
— Жить, как мы, значит, жить в тюрьме.
Οрвар знал, что с такой жизнью Фрейя никогда не смирится, и потому рискнул сказать вслух то, о чем остальные оборотни, да и то далеко не все, oсмеливались только думать.
— Возможно, со временем все изменится. Бьярн не вечен, а молодым не нравится путь, которым он ведет Стаю.
Бывая на местном тинге, разговаривая с друзьями и их отцами, парень знал — Стая только на первый взгляд казалась монолитной и неуязвимой. На самом деле, она держалась лишь на жестокости и страхе. Под цельнометаллической оболочкой копошились черви сомнения, зависти, ненависти, предательства.
