— Это ничего не решает… Я не живу, я медленно горю. Посмотри, от меня скоро ничего не останется!
— А что, у нее кто-то есть?
— Нет… Я бы знал об этом.
— Ну конечно. — Хейз рассмеялся и с ухмылкой посмотрел на напарника.
— Это не выносимо… — голова Эда с грохотом упала на барную стойку.
— Ты больной, тебе просто нужно лечиться. В какой-то мере это болезнь. — Хьюго продолжал смеяться. В его взгляде читалась нотка отвращения, хотя он стремился это не показывать.
Не то что бы у этого человека были предрассудки, за то были непоколебимые моральные правила. Немного, но они были, и одно из таких правил запрещало иметь какие-либо романтические связи с родственниками. Всем нутром это для него казалось неприемлемым настолько, что мужчина испытывал крайнее отторжение и неприязнь, однако его друг, увлеченный своей проблемой не мог прочесть это на его лице. Музыка становилась все громче, бар наполнялся алкогольными испарениями, так как люди все прибывали и прибывали. Выпивка, расслабление, искусственная радость… здесь, в болоте, в котором люди топили свое горе и усталость, Эд чувствовал себя своим, можно сказать, неотъемлемой частью атмосферы. Здесь становилось легче, душащие мысли улетучивались и трансформировались, создавая окно для пустых отвлечений и накрученного счастья. Пустая, внутренняя болтовня с самим собой перерастала в странные, ничем не связанные вопли, что немного веселило, и одновременно смущало его друга. Тот с ухмылкой качал головой, то и дело поглядывая на часы — сильно задерживаться здесь они не имели право. Пусть Флойд и отоспится завтра, а вот он уже твердо решил для себя, что снова выйдет на работу.
Скучные летние звезды ложились на небо яркими пятнами, освещая путь в районах, где бывали перебои с электричеством, однако, в крупном городе таковых было очень мало. Теплый ветер гонял по обочинам легкий мусор, типа фантиков и оберток, которыми по утру займутся уборщики… мягкий свет горел практически во всех окнах, ибо весной люди ложились поздно, сдвигая свое привычное расписание на несколько часов в ночь. Тепло и долгое солнце становились сильными катализаторами людской активности, многие начинали гулять в темное время суток, а многие молодые люди и вовсе спать всего по несколько часов в день.
Эд что-то бурчал себе под нос, пока его друг, с самым недовольным лицом из всех возможных, нес его, перекинув костлявую, пьяную руку через свое плечо. Такси оказалось не вызвать, в столь поздний час заказные автомобили были нарасхват, и, к сожалению, они оба пили, а значит никто из них не мог сесть за руль, тем более младший, который с каждым шагом все больше и больше терял координацию. Объяснение пьяного топографического кретина о том, где живет его сестра, с легкостью вписалось бы в новый томик анекдотов, но Хьюго, из последних сил стараясь думать, все-таки решил попробовать привести несчастного домой, не бросать же его вот так, на улице? Оплачивать больничный в его планы совсем не входило, а ночью может быть крайне холодно. Переулки сменялись, один другим, вроде бы, заветный дом должен быть в двух кварталах от офиса, но сейчас казалось, что они блуждают кругами, от чего озадаченный риелтор злился еще больше. Единственное, что спасало положение — таблички с названиями улиц. Первый и, в общем-то, последний ориентир. Мужчина стиснул зубы и закатил глаза — ничто, что связано с Эдом не кончается хорошо, и этот день не исключение. Талантливый, но безответственный работник. Насколько еще хватит начальника? Сейчас ему казалось, что минут на тридцать, и, если этот поход среди зданий затянется, он уволит его прямо здесь, прямо сейчас. От злости.
