— А ты ему хоть раз говорила, что он тебе нравится?
— Нет-ш, — мотаю головой и закидываюсь орешками.
— Так может стоит сказать, а не ждать, пока он сам догадается? Особенно с учетом того, что ты ведешь себя ровно так, чтобы он ни за что не догадался.
— Нет-ш, — снова мотаю головой.
— Да почему?!
— Чтобы я, змея, кому-то призналась в чувствах? Да никогда!
* * *
— Я люблю вас, — шепчу со слезами на глазах, — я так сильно вас люблю!
— Астра, оставь повариху в покое, — хмурая с утра Мила оттаскивает меня за локоть от стола раздачи, — мы и так всю последнюю неделю питаемся исключительно твоими любимыми блюдами.
— Она — ангел, — умиляюсь, глядя на тарелку в своих руках, куда сердобольная женщина положила на один блинчик больше, чем положено.
— Может, тебе стоит в будущем открыть свой ресторан? — вместо приветствия произносит Ник, присоединяясь к нам. — Ты явно будешь чувствовать себя там лучше, чем на той же государственной службе.
— Как же я открою ресторан, если всё съем еще до первого посетителя? — кончиком вилки стучу себе по лбу, иллюстрируя, тем самым, свое мнение об умственных способностях друга.
— При всем моем уважении, но весь ресторан ты не съешь, Астра. — Ник закатывает глаза, усаживаясь за стол и с аппетитом кидаясь на утренний омлет.
— Ты явно недостаточно меня уважаешь, — отвечаю, тоже начав поглощать блинчик.
— Астра, ты почему на почту не ходишь? — к нам присоединяется, как всегда, с иголочки одетый Демьян, держащий в руках пару конвертов. Интересно, он портится вообще или даже во сне такой идеальный?
— А зачем, — легкомысленно пожимаю плечами, приступая к третьему блинчику, — если кому-то что-то сильно надо, они сами меня найдут. А раз не находят, значит, не сильно надо. А раз им не надо, мне тем более не надо.
— Не сомневался в том, что для любого проявления своей лени ты всегда найдешь обоснование, — Демьян качает головой, — на, это тебе. — Он протягивает мне сразу три конверта: два тонких и один потолще. — Уже пару дней как дожидаются.
С готовностью принимаю почту, сразу засовывая туда свой любопытный нос.
Люблю всякое такое новенькое вскрывать. Если это не трупы, конечно.
Первая записка оказалась самой короткой и была написана твердым папиным почерком:
«Я просил объяснить, что происходит»
Тут же вскрываю вторую, отправленную на пару дней позже и написанную уже летящим почерком мамы.
«Милая, объясни, что происходит, бабушка волнуется»
Ой-ёй. В каждой семье, конечно, свои приметы, но в нашей волнение бабушки — первый признак апокалипсиса. Второй — выход бабушки из дома.
