Мне до всей этой политоты и прочего дерьма не было никакого дела. Но что-то во всём происходящем тревожило и делало сердце беспокойным. Какая-то деталь или ускользающая мысль бродила по самому краю сознания не позволяя абстрагироваться от творящейся в общине суеты.
Так и покинул безопасные тоннели не понимая, что именно упускаю.
* * *
Дальний переход — тяжёлый переход.
Мы вышли из безопасных тоннелей налегке. Запас еды и воды на пару дней, кое-что по медицине и экипировка, вот и весь скарб. Волк где-то надыбал прорезиненный рабочий комбинезон, схожий с тем, что был у меня, и заменил им порядком потрёпанную армейскую форму.
В резине даже ходить жарко, не то, что бегать, но это хоть какая-то защита от пропитанной химией пыли, воды и грязи, что встречалась нам повсеместно. Так что выбор снайпера я понимал и одобрял.
В вентиляционные шахты мы больше не лезли. Какое-то время назад эти артерии низинного города служили нам относительной верой и правдой, но последние сообщения старателей изобиловали встречами с изменёнными внутри узкого пространства искорёженных труб и буквально вопили о том, что там стало небезопасно.
Зараза пробиралась всюду, а игнорировать быстро меняющуюся ситуацию, не пытаясь подстроиться под неё, по нашему общему мнению было бы слишком глупо.
Под подошвами берцев снова тянулся очередной перрон. Побитый трещинами и покрытый мусором, он вёл нас к единственному с этого направления выходу на поверхность. Помня о беде, что настигла наступившего в странную плесень Голливуда, мы переступали покрытые маслянистой плёнкой лужи и залежи мусора, волосатые от укоренившейся на них гадости. Чего-то среднего между грибами и плесенью, серые волоски которой, дрожали при нашем приближении.
Обводя взглядом грязные стены и потрескавшийся потолок, я явственно чувствовал — с этим миром что-то не так. Руины, разрушения, кровь и останки — это ладно. Обычная картина войны. Но вся эта мерзость, которая сочится и нарастает буквально всюду… как это объяснить? Как смирится с существованием призрачного поезда способного своим присутствием смять человека в лепёшку и раскалить рельсы?
Я не знал и гнал эти мысли прочь. У меня не было на них ответов.
Единственной старой, знакомой жизнью, не выбитой из привычного русла, и кажется даже наоборот, нарастившей свой потенциал — были грызуны. Эти мелкие создания, изведённые почти под корень в низинном городе, которых за годы своей работы я не видел тут ни разу, вдруг начали встречаться повсеместно.
